— Гелечка, присаживайся, — елейно пропела Нафталинка, сдвинув по столу лист бумаги, на котором красивым росчерком красовалась подпись Дианы Семёновны, владелицы "Прованса". — Прочитай и подпиши.
Я честно прочитала первый абзац про какую-то оптимизацию расходов, а на втором — там, где рядом со словом “уволить” поставили мою фамилию, подняла глаза на бухгалтершу. И ой зря она так гаденько улыбнулась и протянула мне ручку. Знаете ведь, когда терять больше нечего, внутри просыпается такая стерва, которой только дай повод, ответочка прилетит мама не горюй. А Нафталинка, дура, не смогла сдержать своей радости:
— Будешь знать, проститутка… — начала она и поперхнулась, когда я бросила свои перчатки ей на стол и кровожадненько улыбнулась в ответ:
— Так-то по Трудовому кодексу за две недели уведомить об увольнении должны, Белла Антоновна.
— Не умничай! — вспыхнула бухгалтерша, пальцем-сарделькой ткнула в место, где очень хотела увидеть мою подпись, и поторопила. — Подписывай и выметайся!
— А с какой радости? — спросила я, хлопнув ресницами а-ля идиотка. — По закону я имею право отработать две недели с момента уведомления об увольнении, а тут даже не увольнение, — придвинув к себе приказ, процитировала дословно, — “сокращение штатной единицы”, - подняла глаза на багровеющую женщину и поинтересовалась. — А на счет сокращения за сколько должны предупреждать? — снова глянула в текст и заулыбалась шире. — Ой! Так я могу еще два месяца работать, если не согласна? А я не согласна, Белла Антоновна. Поэтому хрен вам, а не моя подпись!
Внутренняя стерва с гордостью посмотрела на кукиш, который я скрутила и показала бухгалтерше, а она почему-то побелела, потом снова побагровела и замахала руками, хватая воздух:
— Ты! Ах ты! Шалашовка! Шлында! Шлюха! — разродилась Нафталинка для пущего эффекта грохнув кулаком по столу и срываясь в визг. — Подписывай!
— Выплатите зарплату за те два месяца, которые я имею право отработать, подпишу. Или пойду в комиссию по трудовым спорам, — припечатала я и достала из кармана мобильный. — Вы же не против, что я сфоткаю?
Судя по тому, что приказ испарился со стола раньше, чем я навела на него объектив камеры, Белла Антоновна была очень против. И такой поворот только убедил меня в правильности и законности своих требований. Хотите уволить? Увольняйте. Но по закону! Или на моих условиях. За два месяца я себе точно новую работу найду, вот пусть и выплачивают, если так не терпится свою оптимизацию провести.
— Так, значит? — прошипела Нафталинка, и я кивнула:
— Только так, Белла Антоновна, — разблокировала смартфон, включила приложение диктофона и нажала кнопку записи, продиктовав в микрофон, — Я, Кошкина Ангелина Ивановна, уведомляю Беллу Антоновну Пуцкину, что все разговоры буду вести исключительно под запись…
— Убери, шлю… — прохрипела Нафталинка, но увидев мою расползающуюся улыбку, резко захлопнула рот и для верности запечатала его ладонью, зыркая на индикатор записи, который я любезно ей продемонстрировала.
— Шлю-у-у, — протянула, делая приглашающее движение рукой договаривать до конца. — Ну же, Белла Антоновна. Шлю-у-у…
— М-м-м, — промычала она, сверкая разъяренным взглядом.
— Белла Антоновна? — спросила и, не выпуская телефон из рук, написала на верхнем листочке стопки стикеров размер своей зарплаты за три месяца. Показала бухгалтерше и пояснила, — За февраль, который я отработала, март и апрель, которые имею право отработать.
Мыча себе под нос сквозь прижатую ко рту ладонь что-то сильно напоминающее разговор прораба на стройке, а никак не речь культурного специалиста по бухгалтерии, Нафталинка прижгла меня злющим взглядом и развернулась к сейфу. Скрежетнула ключами, заевшими в такой деликатный момент, и быстро отсчитала указанную мной сумму. Но не положила на стол — показала, — и после зажестикулировала, намекая убрать телефон и подписать приказ.
— А как же ведомость? — поинтересовалась я. Выслушала новый поток мычания и спросила. — Чтобы вы мне потом воровство припечатали? Нет уж. Ведомость, Белла Антоновна.
Не знаю, что бы мне сказала на такое мама, но внутренняя стерва возликовала и отбила себе ладоши, когда бухгалтерша застучала по клавиатуре, охнула, отправила на печать требуемую мной ведомость и добавила к зарплате ещё несколько купюр:
— За неиспользованный отпуск! — выплюнула она, бросив лист на стол.
— Как приятно, когда бухгалтер помнит о таких мелочах, — улыбнулась я, вызывая новый приступ смены цвета лица у Нафталинки. Подписала ведомость, пересчитала и спрятала в карман протянутые деньги, а после убрала телефон и подмахнула приказ. — До свидания, Белла Антоновна.
Только в ответ не услышала ни слова. Видимо мой финт с диктофоном все же произвел гораздо более сильный, чем ожидала, эффект. Правда ликующая стерва резко стихла, когда до нее дошло, что победа победой, а работу я все же потеряла. Да, мне выплатили компенсацию. Но толку от нее с гулькин нос. Мама узнает, что меня поперли, и гарантированно начнет промывать мозги с утроенной силой, повторяя: "Бестолочь ни на что не способная. Как отец!" И вот тут никакие оправдания и доказательства своей невиновности не помогут. Потому что их не станут слушать.
Наверное, любой другой человек, попав в похожую ситуацию, в первую очередь начнет искать себе новую работу, а никак не съемное жилье. Всю сумму, которую получила в виде расчета, я сразу же положила на карту, решив потратить ее на переезд. Куда угодно, согласилась бы даже в тот клоповник, лишь бы не слушать маминых рассуждений по поводу моих способностей. Вернее их отсутствия. Из-за этого и домой не пошла. Села на автобус и поехала к университету, где учились Лялька с Люлькой, чтобы покумекать втроем. На остановке скинула им сообщение, что подожду у входа, и улыбнулась, когда спустя две минуты обе Корюшкиных выскочили на крыльцо, на ходу натягивая куртки и шапки.
— Рассказывай! — потребовала Ляля, подхватывая меня с одной стороны.
— К нам! — кивнула Люля, обозначая единственное место, где мне помогут, не вникая в подробности. Вцепилась в локоть с другой и потащила к остановке.
И знаете, у меня на душе сразу полегчало. Гора с плеч, конечно, не свалилась, но дышать стало все таки легче.
По пути к дому я рассказала подругам про приказ о сокращении и о том, как поставила на место Нафталинку, а они, не особо выбирая выражения, подтвердили, что бухгалтерша в "Провансе" — редкостная дрянь, и предложили ночью проколоть ей колеса. Правда на этот раз обойтись без Морковки.
— Пусть живёт, — отмахнулась я. — Я себе в сто раз лучше работу найду, а она так и будет по углам с Тараканом обжиматься.
— Да! — согласились со мной Лялька и Люлька. — И ночевать у нас будешь. А еще с папой поговорим, чтобы он спросил в школе. Может, им уборщица нужна. Пойдешь?
— Пойду, — кивнула я.
— Ну вот! — повеселела Ляля. Махнула Люле, чтобы она прикрыла глазок на двери в нашу с мамой квартиру, и буквально втянула меня за собой в свою.
Три часа спустя с работы вернулся дядя Игорь, и я снова рассказала о своем увольнении. Корюшкин-старший даже спрашивать не стал, что я собираюсь делать. Притащил на кухню, где мы засели с девчонками, газету с объявлениями о работе, а сам начал обзванивать своих знакомых. И уже через пять минут поднял ладонь, привлекая наше внимание:
— Спасибо, Любовь Михайловна. Одну секундочку, — прикрыв микрофон, дядя Игорь спросил у меня. — Гелька, техничкой пойдешь? Зарплата, конечно, минималка, но на первое время хоть что-то.
— Пойду, дядь Игорь, — закивала я.
— Любовь Михайловна? Всё, мы согласны. Когда там место у нас освободится? Две недели? — посмотрел на меня кивающую, — Да. Подождем, конечно. Если что изменится, сразу позвоним. Спасибо, Любовь Михайловна. Я ваш должник. Ещё раз спасибо, — дядя Игорь отложил телефон и потёр ладони. — Ну вот и славненько. На первое время пристроили, но ты, Гелька, все равно работу ищи. Считай, техничка — твой запасной вариант. Поняла?
