шумно и весело, но там мне даже понравилось. Сам от себя не ожидал. Нет, я, конечно, хожу в клубы, но не часто и без сильных восторгов. А тут прям проникся атмосферой.
Вот, что морской воздух и долгожданный отпуск с людьми делают.
Тем временем Катрин останавливается у моей машины, а я снимаю её с сигнализации. Ночь тёплая, домой совсем не хочется, но я же обещал девушку доставить в целости и сохранности, значит, нужно выполнять. В конце концов, я действительно перед ней в некотором роде виноват.
– Можно садиться? – Катрин вопросительно смотрит на меня, а на щеках яркий румянец пылает. Даже в неярком свете фонарей его вижу. Только что-то мне подсказывает, что он вовсе не от смущения.
– Конечно, – киваю и распахиваю дверцу машины. Да-да, несмотря на стояк и бредовость всех последних дней, я ещё не растерял остатки мозгов и кое-какого, но джентльменства.
Катрин занимает место, ставит сумку на колени, а я замечаю, как натягивается сарафан на груди. Какой размер? Если я ещё не разучился определять на глаз, то уверенная двойка. Хотя, сейчас у баб столько причиндалов, чтобы нас с толку сбить, что я ничему не удивлюсь. Даже если эта хрупкая девушка в итоге окажется суровым лесорубом.
Почему я люблю животных? Они не умеют обманывать, не способны строить из себя хер пойми что. Главное, знать своё дело и уметь облегчать страдания, а за это можно получить такую колоссальную моральную отдачу, что с этим мало что может сравниться.
– Нога не сильно болит? – спрашиваю, занимая водительское место, а Катрин отрицательно качает головой. – Если хочешь, я могу посмотреть… на ногу. Я же всё-таки врач.
– А у меня всё-таки не копыто, – улыбается уголками губ, но взгляд строгий. – Всё хорошо, не беспокойся.
– Уговорила, не буду.
– Можно я музыку включу? – Катрин пристёгивает ремень, далеко не с первого раза попадая в нужные пазы.
Музыка? Почему бы и нет. Правда, танцев мне на год вперёд хватило, но зачем ехать в тишине?
– Дурацкая песня, и эта дурацкая, эту терпеть не могу, – пыхтит Катрин, крутя ручку стерео системы, пытается найти мелодию, которая понравится.
– У меня сейчас башка взорвётся, – предупреждаю и, накрываю руку Катрин своей. Неосознанно, без задней мысли, но моя нечаянная спутница замирает. – Я сейчас переключу волну. Всего один раз. Что выпадет, то и будем слушать. Договорились?
Катрин кивает, а я плавно поворачиваю вправо, не отпуская её руки. Интересное ощущения, однако.
– Катрин, довольна? – спрашиваю, перекатывая её необычное имя, как сладкую конфету на языке.
– Да, – улыбается и, откинувшись на подголовник, прикрывает глаза. – Отличная песня, красивая.
Мотор привычно урчит, и машина медленно трогается с места, с каждым мгновением наращивая скорость. Из колонок льётся какая-то романтическая лабуда, но пусть – не хватало ещё десять лет выбирать песню, которая устроит всех.
Я пытаюсь следить за дорогой, но всё-таки не могу удержаться, чтобы нет-нет, да и бросить взгляд на качающую головой в такт мелодии Катрин.
Волосы тёмно-русые, из-за напитавшей их воды тёмные, лежат на плече тяжёлой волной. Точёный профиль, маленький аккуратный чуть вздёрнутый нос, а губы слегка припухшие – такое чувство, что Катрин накануне несколько часов целовалась. Впрочем, может быть, и целовалась – мне-то откуда знать, с кем она свободное время проводит. Тот парнишка, кстати, весьма эффектно тёрся рядом во время танца, да и другие поглядывали на неё с явным интересом – у некоторых аж слюни на трусы капали.
– Приготовься, я сейчас петь буду, – решительно предупреждает, отвлекая от созерцания дороги и разных мыслей. И, не дав мне возможности хоть как-то отреагировать, высовывает голову в открытое окно и начинает, в самом деле, петь.
Больше это, конечно, похоже на вопли брачующихся косуль, чем на пение, но Катрин, похоже, счастлива дарить ни в чём не повинному миру своё творчество.
– Выпадешь сейчас, певица, – говорю, давя в себе хохот, но на меня, похоже, никто не обращает внимания: Катрин поёт, вкладывая в песню всю себя. Умора.
Но на всякий случай, хватаю её чуть повыше локтя, чтобы, если что, успеть поймать на лету. Может остановить машину? Когда-то же она напоётся, верно? Надоест или голос охрипнет – куча вариантов.
– Давай дуэтом, – предлагает, когда одна песня сменяется другой, и влезает обратно. – Любишь петь?
Только этого мне не хватало.
– Ещё меньше чем танцевать, – усмехаюсь, а Катрин смотрит на меня, прищурившись, и жуёт нижнюю губу. – Приехали, кстати.
За этими народным творчеством чуть не пропустил нужный поворот, а Катрин кивает и выключает музыку. Тишина оглушает, и пауза, повисшая между нами, кажется почти неловкой.
– Я пойду, товарищ ветеринар, – говорит и зевает сладко-сладко, расстёгивая ремень безопасности. – Устала что-то.
– Больше не лезь выпившей на дерево, хорошо?
– Нехорошо… нехорошо, когда ребёнок плачет, – заявляет убеждённо и вдруг резко подаётся вперёд.
Когда её губы касаются моей щеки, я чувствую лёгкий аромат алкоголя и яркий – тропических фруктов и почему-то гвоздики. Я машинально поворачиваю голову вбок, и наши губы соприкасаются на мгновение. Всего одно мгновение, после которого Катрин ойкает и, порывисто распахнув дверцу, убегает в ночь.
А я сижу, точно меня пыльным мешком по башке двинули, и пытаюсь понять: что вообще только что произошло?
Глава 17 Катя
Мысль, бьющая меня обухом по голове: что вчера было? Этот вопрос зудит внутри, не даёт покоя, мучает.
Я пью воду жадными глотками, стоя на кухне, бабуля во дворе кормит птицу, рассветный воздух ещё не обжигает июльской жарой, а голова раскалывается на части, как хрустальный шар после столкновения с землёй. Больше никогда не буду пить. Никогда! Это ж надо было, от парочки коктейлей такое удовольствие назавтра получить. Нет-нет, больше ни капельки.
Так, всё-таки, что вчера было?
Память возвращается ко мне не сразу, потому масштаб катастрофы могу оценить дозированно.
Значит так: я учила Вадима танцевать, потом пела – Господи, спаси! – а под занавес, что сделала? Правильно, поцеловала. В щёку зачем-то, будто нам по пять лет, а
