Я так скучала по её улыбке, что не раздумывая открываю глаза. Хочу сохранить этот момент в памяти, чтобы потом, когда серая пелена бытия снова затянет собой мою жизнь, достать его, как редкое сокровище из старинного сундука. Интересно, мама так же заботилась бы обо мне, узнай она, что я не просто упала, а ещё и изуродовала дорогущую тачку Турчина?
— Вадим уехал. Ника с Аром опять где-то пропадают. — Ещё немного потрепав меня по голове, мама встаёт и, расправив юбку от невидимых складок, идёт к выходу. — Может, позавтракаем вместе?
— Да, — поспешно отвечаю, словно только об этом и мечтала все эти дни, да что там — целую жизнь!
— Вот и хорошо! — кивает мать. — Буду ждать тебя в столовой.
Со скоростью Боинга вскакиваю с кровати и даже не замечаю пугающей глубины бассейна, когда бегу чистить зубы. Достаю из шкафа любимые джинсы и безразмерную футболку, но, вспомнив, как мама морщит нос при виде меня в подобной одежде, решаю надеть купленный ею сарафан цвета морозного утра и серебристые балетки. И пусть первый видится мне слишком откровенным, а новая обувь немного не по размеру и жмёт, созерцать улыбку на родном лице куда важнее, правда?
Поправляя тонкие бретельки на плечах, спешу к завтраку. Странное волнение острыми иголками покалывает кончики пальцев, но я списываю его на новый для себя образ и долгое сидение в четырёх стенах. Но стоит мне подойти к дверям на кухню, как всё вмиг встаёт на свои места.
— Я слышал другую версию. — Мелодичный баритон Савицкого разливается по столовой, вынуждая меня замереть у порога. — Но спорить с тобой не буду.
— А что тут спорить? — Мамин смех идеально гармонирует с голосом Геры. — Латте изначально задумывался как напиток для детей, поэтому в нём так много молока.
— И калорий! — поддерживает веселье Гера. Надо же, он может быть вполне нормальным, а не только угрожать на пустом месте!
— Какие у тебя на сегодня планы? Вадим говорил, что ты подумываешь возобновить занятия со Щегловым.
— Не всё же ветер пинать, — соглашается Савицкий, и снова его голос слышится мне вполне адекватным. Он никак не вяжется в моём сознании с тем парнем на пирсе или психом, швыряющим из окна ненужные вещи.
— Ты прав. — Слова мамы всё отчётливее пропитываются беспокойством. Она словно знает чуть больше, чем я. — Когда приступишь?
— Сейчас позавтракаю — и за дело, — чеканит Гера всё так же бодро. А я хватаю за хвост призрачную надежду, что зря накручиваю себя второй день: кто его знает, быть может, выполнить свою часть сделки с Турчиным будет не так уж и сложно.
— Доброе утро! — Перекинув волосы на одно плечо, чтобы скрыть от въедливых глаз Савицкого уродливый шрам на щеке, влетаю в столовую. Жаль, без фотоаппарата! Нужно видеть в этот момент лица мамы и Геры! У обоих в одно мгновение с губ слетает улыбка, но если у мамы она сменяется растерянностью во взгляде, то у Савицкого трансформируется в звериный оскал.
— Вадим не предупреждал, что ЭТОЙ уже разрешили выходить. — Гера шумно выдыхает и, сдвинув брови, отворачивается от меня. Он сосредоточенно доделывает себе завтрак, немного суетливо скидывая тосты и ветчину на поднос.
— Это моя вина, Гера, — кусает губы мама. — Я была уверена, что все уже позавтракали, и позвала Тасю. Прости.
— Всё нормально, — шипит Савицкий, с грохотом бросая на поднос столовые приборы, а я поджимаю пальцы в маломерных балетках, чтобы только не сорваться. Что я опять сделала не так?
— Если я мешаю, то могу уйти. — Как зачарованная, смотрю на крепкие руки Геры и его напряжённые плечи, обтянутые тонкой тканью футболки. Я однозначно вызываю у парня стойкую неприязнь; впрочем, мне не привыкать.
— Я же сказал, нормально всё! — Савицкий переходит на рык и, схватив поднос с наваленной на него едой, резко разворачивается. Не глядя в мою сторону, он проходит мимо и, кажется, даже не дышит.
— Позавтракаю у себя, — бросает он у порога. — Приятно было пообщаться, Лиза.
— Взаимно, Гера, — на автомате откликается мать.
Гулкие шаги становятся все тише, бешеный ритм моего сердца никак не успокоится, а пролитый латте на столешнице намекает, что просто не будет.
— Что с ним не так? — Обхватив себя за плечи, в упор смотрю на маму. — За что он меня ненавидит? За что вы все меня так не любите? Мать закрывает лицо руками и молча мотает головой.
— Всё не так, — произносит она спустя вечность, но верится в это с трудом.
Чувствую, как на смену солнечному настроению к горлу подступают слёзы. Я дура! Вообразила себе невесть что, поверила в мамину любовь и адекватность Савицкого! Кто виноват? Только я!
— Гера — непростой мальчик. Ему свойственны подобные перепады настроения. — Мать пытается оправдать побег Савицкого, но звучит её ложь слишком неубедительно. И всё же я чувствую, что не могу упустить момент, и пока мама открыта к общению, я обязана попытать счастья и выведать первый секрет местного психа.
— Расскажи мне… — Сажусь напротив и через стол протягиваю руки к маме. — Я хочу знать.
— Гера много пережил, рано остался без родителей. — Она пожимает плечами, но отчего-то упорно избегает смотреть мне в глаза. Да и ладони мои не находят её тепла.
— Его крики по ночам…
— Это кошмары…
— А его грубость?
— Просто броня.
— А за ней что?
— Человек. Из крови и плоти, такой же, как и мы с тобой. Но тебе, Тася, лучше держаться от него подальше.
— Почему?
— Давай я положу тебе омлет. — Мама вскакивает с места и спешит к плите. —У Наташи он в очередной раз удался на славу.
— Да, давай!
Я совершенно не хочу есть: сыта чужой грубостью и рассыпанными, как бисер по полу, секретами. Но сейчас мама — мой единственный шанс утереть нос Турчину.
— Так, значит, Савицкий не вернётся в клинику?
— Нет. Курс лечения пройден. Дальше дело за Герой и его силой воли.
— Он что, наркоман?
— Нет! — Мама едва не роняет из рук тарелку. — Бог с тобой, Тася!
— Да ладно тебе, мам! Я просто пытаюсь его понять.
— Не нужно… — Ловлю на себе предостерегающий взгляд родительницы. — Сергей скоро поправится, и ты сможешь вернуться в привычную жизнь. Не засоряй свою голову ерундой, договорились?
— Если только ещё немного. — Подбегаю к маме и помогаю ей с омлетом. — Три вопроса, и я отстану!
Играю по правилам Турчина. Вот только мама — крепкий орешек.
— Расскажи мне лучше, Тася: ты определилась, куда пойдёшь дальше учиться.
— Ага, — киваю, а сама, закусив изнутри щеку, стою на своём: — В цирковое училище пойду. На клоуна. Папа говорит, что у меня талант. А ты что думаешь?
— Думаю, что у твоего отца крыша поехала! — Мама ошарашенно смотрит на меня, выискивая на моём лице признаки шутки, но бесполезно. Ей невдомёк, как остро я нуждаюсь в правде.
— Я серьёзно, мам. Но, если ты ответишь на мои вопросы, обещаю подумать об экономическом.
— Ладно!
Мы возвращаемся за стол. Я ковыряю вилкой воздушный омлет, а мама вертит в руках чашку с остывшим кофе, потом делает глоток и, склонив голову набок, внимательно меня рассматривает. Интересно, какой она меня видит? Замечает ли сходство с отцом? А быть может, жалеет, что бросила меня в своё время?
Чувствую, что мысли в моей голове снова сворачивают не туда, а потому спешу вернуться к теме Савицкого.
— Гера посещает психиатра? — спрашиваю первое, что приходит на ум. Это не то, что спасёт меня от Турчина, но с ходу задать главный вопрос не решаюсь.
— Насколько я знаю — нет.
— Тогда кто такой Щеглов?
— Тренер по рукопашному бою. Один из лучших в городе.
Вот чёрт! Я профукала два вопроса, но даже на сантиметр не приблизилась к искомой правде.
— Арик сказал, что у Савицкого есть огромное родимое пятно.
— И?.. — Мама хмурится, пытаясь понять, к чему я клоню, а у меня внутри всё завязывается в тугой узел: ещё немного, и треть долга позади. Дело за малым — произнести вопрос.
— Где оно расположено и на что похоже? — выпаливаю на одном дыхании первое задание от Ара.
