— Антон… — вздыхает она.
Смотрю на нее с преувеличенным вниманием.
— Я понимаю, ты увлекся… сильно… еще бы… — выпускает в меня осторожно. — Я теперь представляю, где ты пропадаешь последнее время после работы… но тебе о будущем нужно думать. Понимаешь, вот так… увлечешься и забудешь, что планировал. Ты хотел сходить в армию, потом в Москву перебраться. Я очень тебя в этом поддерживаю. Тебе здесь оставаться незачем, а ей, насколько я поняла, еще два года учиться…
— Стоп, — взмахиваю рукой. — Куда тебя несет?!
— Я вижу, ты увлекся… — повторяет она, как, блять, заведенная. — А девочка эта… не то, что тебе нужно… избалованная, даже сильно избалованная…
— Ты ее две минуты знаешь, — обрубаю, почти контролируя подкатывающую злость. — Что за нахрен выводы?!
— Жизненный опыт. Она не для тебя… ты не знаешь, что у нее за семья, что это за люди…
Меня бомбит. Прежде всего, из-за того, что она повторяет мои собственные мысли, но неожиданно это бесит сильнее всего, что бесило меня когда-либо. Будто мне комфортнее плавать в этом дерьме одному и только наедине с собой, но не терпеть его от кого-то еще. Даже от своей матери! Прежде всего, от нее.
— Я не собираюсь с ее семьей знакомиться! — отодвигаю ее рукой в сторону. — Отойди.
Всаживаю топор в полено, раскалывая его напополам с одного удара. Я мог бы переколоть так все дрова, так меня прет.
— Антон…
— Что? — смотрю на мать нихрена не приветливо.
Даже постороннему понятно, что это она меня родила. У нас одинаковые черты, и все фамильные. У Варьки тоже. Будто отцов в нашем с мелкой зачатии вообще не присутствовало.
— Не нужно так на меня зыркать. Я сказала то, что думаю и тебя прошу об этом подумать. Богатые… у них свои причуды.
— Мама.
— Хорошо, — взмахивает ладонями, складывая их крест-накрест.
Мы молчим.
Ветер разносит по участку голоса. Детский и второй, пробивающий меня до печенок.
— А у тебя, когда день рождения?
— Осенью…
— Ты любишь огурцы или помидоры?
— Я… помидоры…
— Я тоже… они еще не скоро вырастут. Мама, Мам, когда помидоры вырастут?
Опустив глаза, смотрю на газон у себя под ногами.
— Там на умывальнике белье твоей девушки. Убери, пожалуйста. И у нее телефон звонил.
Дерьмо.
Бросив топор, трусцой бегу к дому.
Пихаю в карман шорт маленький, сиреневый, кружевной треугольник, слыша, как в сумке Шанель трелью разрывается телефон.
Подхватив сумку, иду к Полине, понимая, что ее общение с матерью сегодня должен стопроцентно контролировать. Я не хочу, чтобы о моих планах на этот год она узнала случайно.
Она поворачивает ко мне голову, как только спускаюсь с крыльца, а когда передаю ей сумку, бормочет «спасибо» и роется в ней, ища свой гаджет.
Наблюдать за ее лицом в последнее время — мой любимый трюк. Я просто хочу на нее смотреть, и мне стоит делать это более дозированно, раз даже моя мать заметила.
В сбивчивый телефонный разговор стараюсь не вслушиваться, но все равно вслушиваюсь. На проводе женщина, и звучит она требовательно.
Полина прячет от меня глаза, отходя в сторону. Когда возвращается, тихо говорит:
— Мне нужно домой.
* Деятельность организации запрещена на территории России.
Глава 24
Антон
У меня выдернули чеку.
Понимаю это, раз даже усталость меня не глушит.
Я ее игнорирую.
Мне насрать на усталость после двух дней, безвылазно проведенных в автосервисе. Я забил на счет прошедших через меня покрышек, хотя устраиваясь сюда, планировал этот счет вести. Просто из любви к статистике, и для того, чтобы когда-нибудь вспоминать об этой работе, имея цифры. Из расчета, что эти данные мне понадобятся для истории, потому что возвращаться на эту работу в будущем я больше никогда не планирую. Это вроде пинка под зад самому себе. Когда буду вспоминать эти цифры и оплату своего труда за них, буду понимать, что мне нельзя сюда возвращаться.
Мне до звезды на усталость.
Меня поджаривает изнутри, даже если бы напился, уснул бы не сразу, слишком сильно поджаривает.
Пристроившись плечом к нагретой за день стене здания на забитом техмусором заднем дворе, ищу в телефонной книжке контакт своего друга, с которым знаком с детского сада.
Я так плотно пахал в этом году, что даже пива попить за последние полгода мы состыковались пару раз. Он не в обиде. У него ребенок родился, там сейчас аврал посерьезнее моего, жена у него не особо уступчивая.
Жму пальцем на имя Сани и пускаю вызов, обтирая грязную ладонь о рабочие шорты.
— Привет… — с трудом различаю его голос за фоновым ором на том конце провода. — Ща, минуту дай… — рявкает мне.
Несолидарно посмеиваюсь, слушая, как меняется его локация в квартире, исходя из звуков и хлопка двери.
— Ага, ржи, — предрекает. — Гандонами затарился?
— Под потолок, — успокаиваю.
— Как дела?
— Через месяц пиши мне письма мелким почерком.
— Что, пора? — вздыхает.
— Ага. Не хочу время до осени терять.
— Согласен.
— Ты как?
— Отъебись. Своим чередом. Пока сам не понимаю.
— Ясно. «Ямаха» твоя в норме? — интересуюсь его мотоциклом. — На ходу?
— Блин, — смеется он. — Ты решил меня побольнее сегодня пропесочить? На ходу, вчера с сервиса забрал. Продаю… машину покупаем…
— Дашь погонять?
— Ну, дам… его только сегодня надраили. Если тебе не в напряг, бери, но верни мне его вылизанным. В четверг покупатель приедет.
Хотя бы в этом у меня проблем нет. Уж мойку я по времени потяну, она у меня под боком, а если бы и нет… мне, кажется, и на это тоже насрать.
— Ладно. Перезвоню минут через десять, скажу во сколько подъеду.
— Ага, — он кладет трубку, а может, роняет, потому что я опять морщусь от детского плача где-то на фоне.
Смотрю на часы и прикидываю свои возможности передвигаться во времени и пространстве на этот день. Разбег у меня так себе. Как и на всю неделю, с учетом того, что свой незапланированный выходной я провел в глубокой спячке на даче, утопая в запахах, оставшихся на простыне и подушке моего неприкосновенного дивана. Запахах девушки. Духи и… секс.
Глажу пальцем дисплей телефона, прежде чем настучать сообщение:
«После восьми свободен. Увидимся?»
Пару минут жду, чтобы узнать, прочитано ли оно, но «вызываемый абонент» не реагирует.
Кладу телефон в карман и возвращаюсь в здание. Макс откидывает защитные очки, колдуя над шиной, и кивает на дверь:
— Там какой-то срочный заказ, Гриша звонил. У меня до вечера все расписано, сходи, узнай…
Выхожу из мастерской во двор. Мимо проезжает эвакуатор, на осмотре «порше», Гриша сидит на корточках у заднего колеса, рядом с нашим бригадиром смутно знакомый персонаж.
Высокий брюнет, мой ровесник, в лайтовом летнем прикиде. Гавайской рубахе, шортах и сланцах.
Притормаживаю, шкурой чувствуя, как вокруг меня клубится узнавание, когда брюнет оборачивает, и мы смотрим друг на друга.
Тормозить и отворачиваться я бы не стал, просто на подкорке не заложено, но от ухмылки на холеной роже мажора, с которым недавно познакомился, кулак чешется и бегущей строкой в голове проносится мысль о том, что данная встреча вогнала меня в мгновенный дискомфорт, а это просто очень раздражающий и дерьмовый факт.
Как его, блять, имя?
Я не запомнил. Оно мне нахер не нужно.
— Антон, — Гриша кивком зовет меня к себе. — Посмотри, сегодня сделаешь?
Наш клиент расслабляет плечи и прячет руки в карманы шорт, наблюдая за тем, как сажусь на корточки у заднего колеса его тачки.
Поток его энергии в свой адрес я чувствую ясно и неприкрыто, но придурку придется на месте обосраться, если рассчитывает привлечь этим мое внимание.
Вперяю глаза в дырку на его покрышке и достаю из кармана измерительную рулетку.
— Пятнадцать на десять. Сегодня не успею, — обозначаю Грише масштаб повреждений и фронт работ. — Сушка одна часа три займет.
