— Раз собрался сохранить свой брак, то какого черта ты сейчас сидишь сиднем?! На коленях перед ней стоять должен! Прощения просить!
— Стоял. Просил, — киваю, наливаю себе в стакан еще одну порцию вискаря, и делаю хороший глоток: — Еще есть идеи?
— На шаг от нее не отходи. Покажи, как сильно любишь.
Люблю? Опять это странное определение сексуальному влечению. Как мне еще сильнее показать ей, что теперь я хочу трахать только ее?
— Я вроде и так показываю, как могу, — ворчу, разбалтывая в стакане янтарную жижу со льдом.
Не надо было мне столько пить. Растрепал матери о нашем с Женей разрыве. Только нервы ей потрепал, а толку никакого. Разве что теперь она хоть случайно не ляпнет еще какой дурацкой приметы о «верном муже».
Вздыхаю устало:
— Ты только ей виду не подай, что все знаешь. Я же ее только под тем предлогом и уговорил на дачу ехать…
Глава 21. ОНА
Прогулявшись неторопливым шагом по саду тети Люды, под успокаивающие серенады сверчков, добредаю до баньки, когда-то давно построенной в другом конце большого участка свекром.
Вхожу, как к себе домой. На этой даче я чувствую себя едва ли не комфортней, чем в огромном доме Германа. Наверно потому что здесь мне все напоминает наш с бабушкой домик в деревне. А поместье Германа пропитано каким-то пафосом и дороговизной. Всегда чувствовала себя там, как в музее: ходи на цыпочках и помалкивай. Поэтому при любой удобной возможности с удовольствием сбегала с тетей Людой за город.
Верхний свет не включаю. Только подсветку бассейна и лампу над разделочным столом импровизированной мини-кухни. Так все видно, но не слишком ярко, чтобы не привлекать внимание снаружи.
Не то, чтобы я не хочу, чтобы он пришел… Сама не знаю. Я даже плакать от обиды больше не могу. В запасе только злость в чистом остатке. Хочу выплеснуть ее на него. Рассказать, как ненавижу его. Как хочу придушить за все, что он сделал.
Должно быть это гормоны. Чувствую себя какой-то непобедимо сильной и дьявольски злой! Хотя еще днём, лежа на УЗИ готова была разрыдаться от боли, что не могу сказать мужу, что у нас будет дочка.
Дооочка. Бездумно поглаживаю свой живот. Его еще совсем не видно, но я чувствую, будто внутри меня маленький упругий мячик. И грудь непривычно налилась. Хорошо, что мой муж достаточно невнимателен, чтобы заметить все метаморфозы моего тела. Однако нужно как можно скорее решать вопрос с переездом куда-нибудь подальше от него. Пока еще действительно незаметно, что я беременна.
Раздеваюсь догола, и прихватив с полки полотенце бреду к бассейну. Именно за ним я сюда и пришла. После тяжелого дня на грядках поплескаться в воде — лучшая награда. Пусть я сегодня осталась без грядок, но морально день выдался слишком сложным.
Бассейн совсем небольшой, примерно три на три, и не очень глубокий. Зато с подогревом и импровизированным свекром гидромассажем. А-ля большой джакузи. Как у Германа дома, только самодельный.
Трогаю воду пальцами ног. Тёплая. Даже парит немного. Видимо мама к приезду гостей включала подогрев.
Поворачиваюсь спиной к бассейну, берусь за поручни лесенки, и неторопливо ставлю на первую ступеньку одну ногу за другой.
Успеваю войти по колени, когда входная дверь бесцеремонно распахивается.
Герман зависает на входе, заслоняя своим внушительным силуэтом дверной проем. Я чувствую его изучающий взгляд на своем теле даже в полумраке.
Не вижу смысла прятаться или прикрываться, он сотню раз все это видел. А ступеньки бассейна довольно скользкие. И спешка может сыграть против меня.
— Ты это специально? — говорит охрипшим голосом.
— Не понимаю, о чем ты, — безразлично отзываюсь, пожимая плечами, и продолжаю свое неторопливое погружение в теплую воду: — Дверь закрой, мне дует.
Он входит и захлопывает за собой дверь.
— Я имела в виду снаружи закрой, — цежу я сквозь зубы.
Он щёлкает замком, и принимается стягивать с себя одежду.
Закатываю глаза и опускаюсь в воду по самый подбородок. Выгнать я его все равно не могу. А трусливо бежать от него не собираюсь.
Сажусь на выступ под водой и прикрываю глаза, в ожидании, пока мой муж влезет в бассейн вслед за мной.
Голову ставлю на отсечение, что он тоже абсолютно голый. А вид его обнаженного тела до сих пор вызывает у меня неуместное смущение. Тогда как мне бы хотелось сейчас сохранить свой воинственный настрой. Раз уж он сам пришел так своевременно, то самое время высказать ему все и поставить точку в наших отношениях!
По плеску воды понимаю, что он уже в бассейне. Открываю глаза. И ожидаемо пугаюсь, обнаружив его на расстоянии вытянутой руки.
— Тут достаточно места, чтобы соблюдать дистанцию, — шиплю я.
— И ты представить себе не можешь каких охуенных усилий мне сейчас стоит соблюдать эту дистанцию, — хрипит он, упирая свои огромные ручищи в бортик с двух сторон от меня, лишая свободы.
— Я предупреждала, чтобы ты не прикасался ко мне, иначе…
— Я пока и не прикасаюсь, — рокочет тихо.
Однако его взгляд, скользящий от моего подбородка вниз, под толщу воды, будто физически касается моего тела. И зачем я включила эту чертову подсветку?! Хорошо хоть вода парит, создавая легкую завесу от его наглого взгляда.
Мышцы на его предплечьях заметно напрягаются.
Невольно представляю с какой же силой он вцепился в несчастный бортик.
— Разве тебе можно мочить рану? — пытаюсь найти повод выпроводить его подальше от себя.
— Волнуешься?
— Да, о себе! Хочу, чтобы ты поскорее выздоровел, и я могла с чистой совестью свалить подальше от тебя!
— Малыш, давай договоримся, а? — он подается вперед, и утыкается головой в мой лоб. Прикрывает глаза, будто пытаясь сконцентрироваться. — Я ведь серьезно в больнице говорил. Мне всего один шанс нужен, Жень. Я больше не подведу, клянусь тебе. На руках тебя носить буду. Никаких баб. В секретари себе мужика возьму. Больше никогда не обижу.
От него снова пахнет алкоголем. И мне на какую-то долю секунды становится его немного жаль. Неужели он действительно сожалеет настолько, что уже не первый раз напивается, хотя раньше вообще не признавал алкоголь?
— Тебе не стоило так много пить, — озвучиваю свои мысли.
— Я больше не буду, раз тебя это напрягает, — он целует меня в лоб.
— Дело не во мне, а в уколах, которые могут быть несовместимы с алкоголем.
— Если ты снова о том, что мне надо скорее выздороветь, чтобы ты могла сбежать, то завязывай уже с этой хуйней, — говорит тихо. — Я сказал, что не отпущу…
— Нет, сейчас не об этом, — перебиваю его.
Отстраняется. Заглядывает в глаза:
— А о чем тогда?
— Только о твоем здоровье. На этот раз.
— Значит все же волнуешься обо мне.
— Сложно злиться, когда ты норовишь умереть у меня на руках.
— Прости. Я не хотел, чтобы так получилось. Не собирался пугать тебя. Просто должен был тебя увидеть, — говорит серьезно, но тут же усмехается: — Но если это смягчает твой гнев, я готов получать новые увечья…
— Зачем? — вновь перебиваю его неуместную шуточку. — Зачем тебе было нужно меня увидеть?
— Соскучился пиздец, — хмурится болезненно.
Не ведись, Женя! Даже не думай!
— С чего бы вдруг? — фыркаю я. — Помнится у тебя бывали «командировки» и на месяц, и не припомню, чтобы ты после них мчался ко мне сломя голову!
— Это было до того, как я понял, что ты стоишь тысячи тех баб, с которыми я наше с тобой время тратил.
Вздрагиваю от его слишком откровенного признания. Оно одновременно кажется мне до слез искренним и до тошноты болезненным.
— Ч-ч-ч, — успокаивающе шепчет. Прихватывает меня за затылок, поднимаясь на ноги. Прижимает мою голову к своей мокрой груди, запутываясь пальцами в мои волосы. — Я знаю, что накосячил пиздец как. Но я тебе жизнью клянусь, больше этого не повторится. Можешь всего раз мне поверить? Я большего не прошу.
— Я не могу, Герман, — всхлипываю я. — Даже если бы очень хотела… — отталкиваюсь от него, сменяя жалость на куда более уместный гнев. — А я и не хочу! Глаза закрываю и этот твой блядский стол из офиса каждый раз вижу! Понимаешь?!
