Какое-то время я даже пыталась держаться от Каро подальше – с неделю, кажется. Дополнительные репетиции-тренировки по танцам себе выдумывала.
«Совершенно офигела Ла-рис-са, вот грузит...»
Хореограф у нас – это из-за нее столь недовольно сокрушалась Каро – она же руководитель танцевальной студии «Larissa Dance», была русская. Толковая, но и очень крикливая и требовательная тетка.
«Охота тебе? Когда уйдешь уже, блин, оттуда... И так выходные у тебя постоянно расписаны, а теперь среди недели еще...» – измывалась Каро.
На самом деле ее по другой причине внезапно задолбали мои частые выступления. Каро вздумалось притащиться на какой-нибудь Михин весенний матч, желательно, не на один, а на всю серию, а меня прихватить за компанию. Я же, как ни была влюблена в Миху, считала подобный фан-клаббинг смехотворным, а ее подход в целом неправильным.
Затем Каро неожиданно объявила, что уезжает на два месяца во Францию по обмену школьниками. Я зажгла на своем лице пожар восхищения – мои родители тогда уже не жили вместе, маме не по карману были подобные «обмены», а напрягать без надобности отца ни я, ни мама не рискнули. Я даже пыталась изображать зависть, а в душе ликовала – только что песни не пела.
Когда уехала Каро, я, «как ни странно», сбежалась с Михой, да так с ним и осталась – и не только «до выпускного».
Была я в школе не «звездой», но «очень даже», поэтому, кажется, немало кому нравилась. «Берлинка», стараниями мамы русскоязычная, хоть сама родом не из России – не знаю, сколько во мне в те годы ощущалось русского, могло ли ощущаться. Не робкая, но и не доминантная, неглупая, но уже тогда чувствовавшая, когда не надо слишком с этим высовываться. Не жеманная клуша с розовыми ноготками, но и не пацанка. Заглядывавшаяся на Миху, но не спешившая добиваться его и докучать ему с этими заглядками и добиваниями. Отличная от его «фан-клуба», а когда он стал открыто проявлять интерес – далекая от того, чтобы начать ломаться. Пожалуй, нас подтолкнуло друг к другу, что был он в нашем классе и не пришлось мне чрезмерно ухищряться, чтобы он видел меня каждый день подолгу. Остальное устроилось само собой.
Да нет, с Каро было все-таки прикольно. Мы были лучшими подругами когда-то и приблизительно тогда же безобидно проказничали вместе: я мутила – она поддерживала. Нам было весело. А насчет «влюбились в одноклассника и разругались вдрызг» — это же слишком банально, чтобы помешать тогда нашей дружбе.
Когда Каро вернулась из Франции, вместе с ней с ответным визитом пожаловала в нашу школу делегация от их школы. Теперь ее можно было встретить только в обнимку с Бенуа – ее французским парнем.
Я искренне радовалась за нее – и за себя. Миха для нее был в прошлом, а для меня в настоящем. Жизнь была прекрасна. Наступало лето. Летние каникулы должны были начаться в июле.
Июнь был пьяным и сумасшедшим. В июне Миха лишил меня девственности, а Каро, конечно же, прикрывала меня – в ту ночь моих пятнадцати с половиной я условно ночевала у нее, а не скрипела зубами от усердия своего новоиспеченного «мужчины».
Несмотря на то, что Бенуа был этаким курчавеньким, черноволосым красавчиком, он, судя по всему, оказался тормозом – ну, с его точки зрения. Потому что, когда он вернулся в Монпелье и начал забрасывать Каро письмами на ломаном английском, на которые она с моей помощью отвечала на ломаном французском, о том, как «это» было, спрашивала не я у нее, а она у меня. Может, не выдалось у нее возможности испытать «этого» с Бенуа. А может, он к ней и сунулся, да она его турнула, сославшись на мигрень. Она ею тогда уже страдала, из-за нее, скорее всего, так рано бросила танцы. В конце концов, Каро даже охладела к Бенуа и начала то ли с завистью, то ли с возродившейся ревностью приглядываться к нам с Михой.
Я успокоила ее сомнения, дала улечься всем отрицательным чувствам, в том числе и зависти. И Каро с испугом, но и не без некоторого удовлетворения выслушивала мои россказни о том, что «это» больно. Так больно, что хочется поскорее освободиться и сбежать. Что в тот момент тебе решительно все равно, красив твой первый мужчина, умен, остроумен. И возможно, не играет даже роли, любишь ты его или нет. Не знаю точно, потому что до сих пор не могу сказать, любила ли я Миху уже тогда. Потом – любила.
Но не в этом суть. Хочется бежать, а он, каким бы ни казался тебе до этого – нежным, романтичным, классным – сроду не остановится, козел. Не отпустит тебя, сколько ни распевал тебе, что будет осторожен и не сделает тебе больно. Ну и ты, понятно, не станешь вырываться, как дура. Ведь тоже неохота ударить в грязь лицом.
Нет, ты, стиснув зубы, как я тогда, будешь терпеть и дашь ему довести дело до конца. Потом он вытащит из тебя свой окровавленный член, почувствует себя твоим секс-богом, кем-то таким, кто открыл тебя, разбудил, как Спящую Красавицу. Ну, или чем они там еще себя чувствуют.
Еще этот самый его член будет ломить от собственнической радости и гордости: он был у тебя первым. Твоим окном в мир. Его мир.
Вообще-то, тогда я не думала об этом столь цинично, да и сейчас, по сути, не думаю. Тот мой рассказ Каро был в меру лаконичен, а в качестве концовки я ограничилась тем, что «было больно, но мы сделали это. И теперь я уже «не».
И Каро успокоилась от моих изначальных страшилок, только процесс становления женщиной решила отодвинуть на «попозже». Не знаю, с кем прошла его в итоге.
Потом у Каро были разные романы – у меня был Миха. Если Каро бросила танцы из-за мигреней, то я не из-за Михи, нет. Просто время пришло, а он и его теннис пришлись как нельзя более кстати: оттанцевав отчетный концерт на летнем празднике в Шпандау, я распрощалась с Лариса Дэнс под возмущения Ларисы, мол, сентябрь не за горами, соревнования – ну не могу я вот так вот ее подставить. Но я смогла и с головой бросилась в наши с Михой первые летние каникулы вместе.
Со временем я научилась испытывать с Михой удовольствие и порой охотно участвовала в его попытках проявить изобретательность. Однажды даже, помнится, «дала» ему в раздевалке после матча.
Правда, после школы случилось так, что из-за моей учебы мы с Михой на непродолжительное время отдалились друг от друга. Не сказать, чтобы я ставила ему ультиматумы – просто к собственному образованию отнеслась, как к чему-то кардинально важному и не имеющему отношения к моему молодому человеку.
Такой расклад подразумевал и вынужденную удаленку друг от друга. На время мы перестали встречаться и – возможно, из-за обоюдной досады друг на друга – даже общаться. Я уехала из Берлина на стажировку, он еще где-то как-то поигрывал. В какой-то момент прозрев, что не быть ему великим теннисистом, поступил в ВУЗ, но не спешил учиться на полную катушку. Если потрахивал вне зоны моего внимания – я не пасла. Я серьезно. Я ведь тогдаъ оставила ему фактическую свободу действий. Не знаю, осознавал ли он, что он мне – тоже.
Я не воспользовалась своей фактической свободой, хотя желающих было хоть отбавляй. Да и Михе, как мне кажется, трахаться направо-налево и без меня не дали: подозреваю, что в это самое время Каро решила попытать с ним счастья и предприняла для этого конкретные шаги – а вдруг на этот раз повезет. Вдруг он, глупенький, поймет, наконец, с кем с самого начала надо было встречаться... Не знаю точно, сколько ей удалось за время моего отсутствия – это всегда был некий необсуждаемый период.
Потом я вторично разрушила ее планы: по моем возвращении со стажировки мы с Михой «случайно столкнулись» вновь, воссоединение получилось бурным и кончилось кое-чем официальным.
У Каро по уважительной причине не получилось быть на нашей свадьбе. Еще раньше она уехала учиться и работать подальше от меня и Михи, не в силах вынести нашего парного сосуществования. Потом вообще в Италию сбежала.
***
Мертвецки пьяная – или кажущаяся себе такой – валюсь спать.
Пожалуй, зря я сегодня смеялась. Она ведь не понимает, что я это не со зла все и что давно уже прекрасно обхожусь без «Михаэля». Что не знаю, что это на него сегодня напало.
