Кто ее поймет, почему она так всполошилась. Ведь он опять женат, ребенка ждут. Чего это она – обида, зависть, застарелая ревность? Наверно, сама не смогла бы объяснить, что ее так взбудоражило – не будоражило же меня.
Но я – это я. Я уже ныряла в эту воду, поплавала-поплавала и выпрыгнула, да так, что только пятки сверкнули.
А вот Каро не довелось. Как ни странно, ее добровольное отдаление заставило ее чувствовать острее. Теперь ее мучает горечь упущенного, а вода эта – тухлая, будем откровенны – манит ее и кажется чудесным озером, в которое ей так и не дали прыгнуть. И ей так горько, что в обиде она на меня буквально за все. Никогда за всю эту долгую историю так сильно, как сейчас, не обижалась.
Когда с год тому назад случилась со мной вся эта хрень, ее, как и обычно, не было рядом. Да я и привыкла, что ее никогда нет рядом.
И вот спустя какое-то время мы с ней переписывались примерно следующим образом:
Знаешь, Кати, достало все. Хочется осесть, причалить. Не получается. Слушай, может, поможешь? Нет у вас с Михой какого-нибудь знакомого? Ну, такого. Ты понимаешь. Хорошего.
У меня – нет - ответила ей я. А кто там есть сейчас у Михи, я не знаю.
Через полминуты она мне позвонила. Может, раньше. Она ведь не знала всего. Знала, что мы с Михой встречаемся сто лет, женаты почти столько же. Что я жду ребенка. Может, родила уже, а может, «вот-вот». Словом, до тридцати успела. Что все у нас охрененно хорошо – не так, как у нее.
Когда я выплакалась ей, правда, не так открыто и отчаянно, как ранее маме, Каро знала, что все отнюдь не хорошо у меня. Муж изменил мне, ушел. А у меня случился выкидыш, и я даже отчего-то вбила себе в голову, что больше не смогу забеременеть. Наверно, хотелось усугубить драматику.
В отличие от тех моих рассказов про то, что первый раз – это больно, и ее давнишнего удовлетворения на этот счет ничего подобного я в ее голосе в тот раз не услышала. Напротив – услышала, что она была потрясена, что искренне меня жалела. А если даже и почувствовала облегчение от того, что все это случилось со мной, а не с ней – что ж, все мы люди.
Она все же хорошая, Каро. Была бы она рядом, мы с ней остались бы близки друг с другом. Просто так получилось.
ГЛАВА ШЕСТАЯ С корабля – на бал
ГЛАВА ШЕСТАЯ
С корабля – на бал
- Привет, сладкая.
На следующий день Рози встречает меня чашкой кофе, в которую у меня на глазах, заговорщически подмигивая, опускает кусочек сахару.
- Мерси, сахарок. Я у тебя в долгу, - целую ее в щеку.
На нас бросают взгляды коллеги мужского пола. Кажется, поцелуйчики «между девочками» их заводят.
Нам по барабану. Когда перехватываю такие пристальные взгляды, они торопливо желают мне и Рози «доброго утра», а мы лаконично отвечаем тем же.
Ее круглые черные глазки задорно смеются за круглыми стеклами очков. Она подмигивает мне еще раз и, прежде чем отдать чашку, задерживает ее в руке и шепчет, полузадыхаясь от восхищенного возбуждения:
- Ай да Ка-ати...
Отхлебываю кофе, а она продолжает докапываться до меня:
- И как погуляла? С корабля – на бал?..
Соображаю, что либо а) она это – про вчерашнее (как узнала – ума не приложу) либо b) она унюхала по мне, причем издалека, ибо от меня все еще пахнет мэн-хоппингом, взъерошенной свежестью и горячей авантюрой, которую даже Монтепульчано не смогло перебить либо же c) она не в курсе ни о чем, просто стрельнула наугад и попала, по своему обыкновению, в яблочко.
- Так откуда он?
Если б я знала. Ухмыляюсь собственной неосведомленности. Затем на ум лезут самые смелые и сумасшедшие предположения, а следом за ними неизбежно – красиво-безобразные подробности наших с ним совокуплений – вчерашних и неделю назад.
Непроизвольно и смущенно закашливаюсь, чем только подзуживаю Рози. Она воспринимает мое нежелание «расколоться» по-своему – полагает, будто я боюсь, что она уведет. Подобный настрой не чужд и ей самой – она своего не упустит, а мое шифрование уважает. Кроме того, Рози довелось повидать меня в разных жизненных ситуациях, о которых она, по-видимому, не забыла. Поэтому сейчас она в первую очередь рада за меня и кивает понимающе.
Глаза ее сверкают, когда она на всякий случай спрашивает полушепотом:
- Звать?..
Но этот вопрос и подавно напоминает мне его вопрос сразу тогда, в коробке. После.
Я открываю рот, выдерживаю мини-паузу, чтобы затем поднести к губам чашку и отхлебнуть кофе.
К счастью, в этот момент появляется Мартин Милецки – начальник – и обращается ко мне с вопросом. Ответить на него доставляет куда меньше труда, чем на вопрос Рози.
Зрачки у Рози расширены, в мозгу, как видно, мечутся догадки. Взгляд ее обещает, что к этому разговору мы с ней еще вернемся.
Неужели она вот так вот, сразу обо всем догадалась? А я рада сменить тему, потому что... возбудилась, кажется.
- Девчонки, вы ж сегодня с нами тусить идете? – спрашивает Йонас, один из ребят-инженеров, самодовольный кареглазенький вуменайзер, подкачанный симпатяга и вообще-то архитектор по образованию. Непонятно, в шутку или всерьез спрашивает.
Они воспринимают нас с Рози как единое целое, а сейчас, похоже, как этакую парочку девчонок, с которыми можно отдохнуть два-на два. Или два на сколько там.
- Да че ты врешь, - говорит Рози, - закрыто все...
- Корона-клаббинг. Места надо знать.
К себе, что ли, заманить решил.
- Попахивает Кройцбергом, - со знающим видом рассуждает Рози.
- Кройцберг многие недооценивают, дорогая.
- Только если ты пообещаешь, что там снова будет массовая драка, дорогой, – поет Рози, загадочно улыбнувшись. – Самая такая настоящая, с разборками с полицией, проверкой документов и наездами от ведомства зравоохранения.
- Хм-м, тут возможен трудняк. Думаю, это у них не каждую неделю, – примазывается к ее подколу Йонас. – Через. Да и корона.
Хмыкаю, потому что это мое идиотское состояние дрожащего, трепещущего возбуждения сделало меня по-идиотски смешливой.
Моя реакция воспринимается Йонасом, как должное. Кроме того, он, похоже, привык к беспрепятственному дейтингу и даже несмотря на корону не испытывает ни малейших затруднений в забитии планов на выходные. По телосложению и манерам Йонас подозрительно напоминает Миху, только Миха меня, кажется, никогда так не клеил. Еще Йонас, очевидно, сколько себя помнит, был популярным у девочек-девушек-женщин, некогда любил с невозмутимой миной смешить в школе одноклассниц, в чем неизменно преуспевал, а ныне ответки-смехи над его шутками принимает с привычной готовностью.
Продолжая рассказывать сказки про вымерших динозавров, Йонас обещает проникновенно и серьезно:
- Например, если на той неделе были разборки и бардак, значит, на этой – что? Правильно, будет мало народу, куча свободных столиков и спокойная, расслабонная обстановка. Так что, идем?
Этот вопрос направлен уже напрямую ко мне (а не фиг безнаказанно лыбиться).
- Нет уж, - не соглашается Рози. – Мне, как румынской девушке, экшн надо. Опасность. А «скучно» я не люблю.
- Ты не понимаешь. Мы для того вас с собой и зовем – чтоб не было скучно.
- «Нас – с собой» - Рози полушутя-полувозмущённо фыркает, хоть ей и импонируют его самоуверенные домогания. – Это мы можем сжалиться и взять вас с собой.
- Так сжальтесь. Возьмите.
Черт его знает, с самого начала он на меня, что ли, нацеливался.
- У меня не получится, - отвечаю с вежливой улыбкой. – Я обещала маме велнес-уик-энд.
- М-м-м, - замечает он, - корона-велнес?
Сухо-вежливо сжимаю губы в знак того, что заценила «уважение».
Йонас делает неопределенный жест рукой, означающий, вероятно, что «нет, так нет», «маме – это, конечно, святое», но и что «к этому разговору мы еще вернемся».
