проёме. Затем дверь закрывается и все звуки вновь исчезают. Время останавливается. Я не шевелюсь. Том ступает ближе и тяжело опускается рядом. Я слышу его дыхание. Я слышу перекликающийся гул прохожих и проезжающих мимо машин.
— Я даже не знаю, что тебе сказать, Ким, — тихо произносит он.
Что ж, зато честно.
— Тогда не говори ничего, — глухо отзываюсь я.
Сегодня это был полный провал. Интервью вышло вовсе не профессиональным и отточенным, как я это стараюсь делать всегда, но сейчас там даже монтировать нечего. Я не могу собрать себя по кусочкам.
Я чувствую на себе взгляд Тома. Мне кажется, в нем есть толика сожаления.
— Знаешь, тут рядом есть славный ресторанчик…
— Том, не надо, — я отрываю голову от колен и смотрю ему в глаза. Я качаю головой. — Если уж мы с тобой договорились не выходить за рамки рабочих отношений, то давай будем придерживаться своих же правил.
Его брови взлетают вверх.
— Ким, я же просто поддержать тебя хочу. Без задней мысли.
— Том, не надо.
Он сглатывает и утыкает взгляд на свою камеру. Некоторое время он думает о чем-то своем. Губы Тома неожиданно трогает горькая усмешка:
— Так сильно любишь его?
Я не знаю, что ответить ему. Когда вы работаете вместе больше года, когда вы сильно сдружились и поддерживаете друг друга в бедах, то есть большая вероятность того, что кто-то один влюбится в другого. И из нас двоих это явно не я.
— Он так на меня смотрел, словно собирается на ужин съесть мое сердце и закусить почками. Я уже боюсь попадаться ему на глаза.
— Ну вот и отлично, — пользуясь моментом, я выхватываю из его рук свою сумочку, которую забыла внутри, я встаю, приспускаю вниз юбку и забрасываю на сумочку плечо, а затем смотрю ему в глаза. — Значит, сегодня я обойдусь без твоего вечно неисправного автомобиля.
Он сопровождает всё это изумленным взглядом.
— Ким, — брови Тома настороженно изгибаются. — Ты что к нему собралась?
Я недвусмысленно улыбаюсь.
— Отдыхай, Том. В гостиницу я доберусь на такси, — дав весьма туманный ответ на его вопрос, а вернее, вовсе игнорируя его, я поворачиваюсь и уверенно шагаю тротуаром, ловя по пути на себе заинтересованные взгляды мужчин. Но это не потому что я не хочу отвечать. А потому что я и сама не знаю.
— Оливия, не шевелись. Дай мне обработать твое колено.
— Но это больно!
— А ввязываться в передрягу тебе не было больно?
— Ай! Ну всё, хватит! Больно! Больно, говорю тебе!
Я убираю зелёнку, стираю ватным диском выступившую капельку крови и дую на ее коленку.
— Если ты думаешь, что я это спущу тебе с рук, юная леди, то ты глубоко ошибаешься. Из-за чего вы с Нейтаном подрались?
Да, по крайней мере имя мальчика мне уже известно.
— Он назвал меня длинноногой выскочкой…
— И всё? В этом причина?
— Нет! Кейн, скажи, а наша мама правда отказалась от нас ради развлечений?
Я так и застываю с баночкой зелёнки в руке, сидя перед ней на коленях на полу. Малышка неуверенно подсовывает под бедра ладошки и отводит глаза, вмиг как-то странно притихнув на диване.
— Это кто тебе такое сказал? — жёстко спрашиваю я.
— Нейтан. Когда я ответила ему, что лучше быть выскочкой, чем таким мерзким парнокопытным как он, он сказал, что у него хотя бы есть родители. И что они любят его и заботятся, а ещё они не алкоголики, как у меня. Я не выдержала и врезала ему кулаком в нос, он толкнул меня и я упала на паркет…
Я досадливо прикрываю глаза. Эта девочка когда-нибудь сведёт меня в могилу. Тут в моем кармане звонит мобильник. Я откладываю на диван обеззараживающие средства, отряхиваю руки и достаю телефон.
— Алло.
— Добрый вечер. Мистер Тернер, вас беспокоят из «Премьер Отель Плаза»… Вы забыли в номере свои запонки, простите, не углядели. Вы точно не хотите продлить проживание? Имейте в виду, что со вчерашнего дня у нас слишком большой наплыв гостей и на данный момент свободно всего шесть номеров, уже вскоре мест может не остаться.
— Да, точно. Я завтра заеду. Спасибо, что сообщили.
— Хорошего вечера.
— И вам.
Некоторое время я держу телефон в руке, смотря куда-то сквозь него. Я долго думал, решая между желанием найти этого ее друга и скрутить ему позвоночник или же позволить Ким самой делать так, как она хочет. Я решил, что должен принять ее выбор, даже если люблю ее больше, чем что-либо на этом ублюдском свете. Да и не могу я постоянно ночевать в отеле, оставляя Оливию здесь одну. Взять её с собой в отель тоже не могу, — слишком маленькая она ещё, чтобы видеть, как ее брат корчится от боли, заливая свое горе каким-нибудь дерьмовым ядовитым пойлом. У меня связаны руки, и пора уже признать, что я полностью и всецело зависим от Ким. Если бы она мне дала знак… Самый крохотный и невзрачный, — я пойму. И побегу за ней, не раздумывая, как побитый пёс к своему хозяину.
Наверное, в этом и заключается ваша гребанная вселенская любовь, да? Отпустить человека, которого любишь, ради его счастья. Да, я буду умирать от ревности, возможно завтра меня найдут в каком-то Богом забытом барчике, и я буду валяться там, как вусмерть пьяный сукин сын, и вот тогда я смогу без капли преувеличения сказать, что без нее мне не выжить. Я многое готов для нее сделать, но я хочу знать, нужно ли ей это? Наверное, нужно уметь находить эту тонкую грань между «добиваться» и «навязываться»… Ай, надо подняться.
Бросив к горке лекарств зелёнку, я беру новую повязку, прозрачный антисептик, и снова сажусь на колени перед Оливией.
— Так, теперь посмотрим, что у нас здесь… — я тянусь к ее лбу, успев ухватиться пальцами только за кончик перевязки, когда по округе раздается звонок в дверь. Мы оба замираем, переглянувшись.
— Не откроешь? — неуверенно подаёт голос малая. Я вижу мимолётный страх в детских глазах и настороженность. Наверное, она подумала о том же, о чем и я, — возможно это родители Нейтана пришли разбираться. Разбитый нос, огромная шишка на лбу, поцарапанное лицо (я уже молчу о точном ударе хук в солнечное сплетение), — да уж, наверное, я бы тоже не оставил это просто так.
С глубоким вдохом я встаю на ноги, отряхиваю колени и иду открывать дверь. Тем временем звонок раздается ещё раз, что вызывает во мне дикое раздражение. Так уж
