ты.
Я сильно покраснела.
Поскольку чувствовала себя дурой.
Я думала, что была такой незаметной.
А они все знали.
И смеялись за моей спиной.
Глупая деревенская девочка…
Я поднялась со стула с таким достоинством, на какое только была способна.
— Тогда, пожалуй, я пойду в часовню… чтобы избавиться от сидящего здесь мудака.
Это был один из редких случаев в моей жизни, когда я использовала ругательство.
И почувствовала укол вины.
Но это было так приятно.
Дарио холодно улыбнулся.
— Осторожно, девочка. Бог может простить тебя… но я не прощаю ничего.
— От дьявола я меньшего и не ожидала, — сказала я и, повернувшись, вышла из комнаты.
Подвыпившая и плохо понимающая, где нахожусь, я пробиралась по западному крылу особняка, пока наконец не добралась до часовни в дальнем конце.
Многое в доме было новым или отреставрированным — ванные комнаты, кухня, кабинет. Но другим частям особняка сотни лет: каменные стены, арочные потолки, мраморные лестницы.
Часовня являлась частью здания, оставшейся от далекого прошлого…
И она была прекраснее, чем я могла себе вообразить.
Дверь представляла собой массивную дубовую плиту, на которой были вырезаны сцены из Библии: Адам и Ева, Ной и потоп, распятие. Казалось, что ее мог создать какой-нибудь художник эпохи Возрождения пятьсот лет назад.
Когда я положила руку на дверь и толкнула ее, она со скрипом распахнулась, открыв мне мир, затерянный во времени.
Сама комната была сравнительно небольшой по сравнению с парадными залами в остальных частях особняка, но от этого она казалась уютной и комфортной.
Источников освещения было всего два: свет из коридора и луна, проникающая через витражное окно в дальнем конце комнаты. Даже в тусклом свете комната поразила меня своей красотой. Я пообещала себе вернуться на следующий день и посмотреть, как она выглядит при свете солнца, проникающего сквозь цветное стекло.
Я попыталась нащупать на стене выключатель и ничего не нашла.
Посмотрев на потолок, поняла, что там нет светильников. Однако в дальнем конце комнаты на столе стояло несколько канделябров.
Я осторожно пошла по темному центральному проходу, пока не дошла до них. Рядом с ними на столе лежал коробок спичек, и я зажгла свечи одну за другой, пока вся комната не озарилась светом.
Теперь, когда я могла видеть больше, то залюбовалась куполообразным потолком. Он был расписан ангелами и облаками, такими прекрасными, что они должны были быть в гораздо более известной церкви.
Каменные стены были увешаны гобеленами, на которых выцветшими красками были изображены двенадцать остановок Крестного пути.
Я стояла в благоговении… пока не услышала за спиной шаги.
Обернувшись, увидела в дверях Дарио. Он остановился на пороге и смотрел на меня.
— Боишься, что вспыхнешь, если войдешь? — насмешливо спросила я.
Он ухмыльнулся, затем вошел в часовню и опустил руки, как бы изучая их.
— Адского пламени пока нет.
— Дай ему время.
Он фыркнул и огляделся.
— Я не помню, когда был здесь в последний раз.
— Возможно, никогда?
— В детстве я приходил сюда молиться… но это было очень давно.
Я представила его маленьким мальчиком, сидящим на темной деревянной скамье и смотрящим на ангелов… и этот образ смягчил мое сердце.
— Тебе нравится? — спросил он.
— Здесь красиво, — призналась я.
— Хорошо. Тогда тебе не придется покидать поместье.
В памяти всплыл наш спор за обеденным столом, а вместе с ним и вся моя обида на то, что я стала его пленницей.
— Мне нужно в церковь, — упрямо сказала я.
Его глаза вспыхнули гневом.
— Ты должна ПОДЧИНИТЬСЯ мне.
— Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, — сказала я, процитировав Послание к Ефесянам. Затем насмешливо добавила. — То есть вот так?
Его улыбка была опасной.
— Да, за вычетом части «муж» и «жена».
Я встала во весь рост и посмотрела ему прямо в лицо.
— Я буду делать то, что ты мне прикажешь, потому что убьешь меня, если я этого не сделаю. Но подчиняться тебе? Никогда.
Может быть, это вино сделало меня такой храброй.
А может, меня подбадривал тот факт, что мы находились в часовне.
Думала, что Дарио с уважением отнесется хотя бы к тому, что мы находились в святом месте.
Я ошибалась.
Он снова, как и прошлой ночью, схватил меня за волосы и осторожно потянул, заставив поднять на него глаза.
Мое сердце учащенно забилось от страха.
Но и от возбуждения тоже.
Его тело прижималось к моему, когда он смотрел на меня сверху вниз.
Гнев на его лице…
Это было одновременно страшно и… стыдно сказать… эротично.
— Я сказал твоему отцу, что не лишу тебя девственности, пока ты не попросишь меня, — хрипло прошептал он. — Я не сказал, что не буду делать с тобой все остальное, что мне нравится, и чего я хочу…. Я сделаю тебя своей шлюхой… и когда придет время, ты будешь умолять меня взять тебя.
Все мое тело дрожало.
А потом он наклонился и поцеловал меня.
Я была слишком потрясена, чтобы сделать хоть что-то, кроме как стоять на месте.
В прошлом я целовалась с несколькими мальчиками — в неловкие моменты за зданием школы.
Но это было совсем не то.
Он был таким высоким…
Таким сильным.
Его губы были мягкими и теплыми, и я чувствовала прикосновение его аккуратно подстриженной бороды к своей коже.
Сначала я стояла неподвижно, пока его губы нежно прижимались к моему рту.
А потом я зарычала и изо всех сил попыталась оттолкнуть его.
Но его вторая рука — та, что не дергала меня за волосы, — обвилась вокруг моей талии и без усилий притянула меня к себе.
Мои мягкие изгибы прижались к его твердому, мускулистому телу.
Чем сильнее было мое сопротивление, тем настойчивее он прижимал меня к себе.
И он поцеловал меня еще крепче.
Пока вдруг не опрокинул меня назад.
Я инстинктивно схватилась за его широкие мощные плечи, стараясь не упасть.
И в этот момент я сдалась.
Сдалась…
И это было блаженство.
Мягкость его поцелуя, который с каждой секундой становился все крепче…
Его рука в мои волосах…
Это было слишком для меня.
Я почувствовала, как его язык бережно коснулся моих губ…
И я открыла свой рот.
Я открылась ему навстречу.
Казалось, мы оставались так целую вечность…
Он держал меня в своих объятиях, лишая сил…
Наши языки нежно соприкасались в самом чувственном ощущении, которого никогда не испытывала.
Я не осознавала этого, но жар заполнил все мое тело…
Мои груди.
Между бедер.
Я ничего не соображала. Все, в чем давала себе
