честно…
Они не «занимались любовью».
Я покраснела и виновато перекрестилась, беззвучно произнося эти слова в голове:
Они трахались.
О, Боже, как они трахались.
Кэт была прижата к стене, ее платье задралось на талии.
Валентино стоял перед ней.
Его брюки были спущены чуть ниже задницы, а ноги Кэт были сжаты на его талии.
Рубашка прикрывала его верхнюю часть тела, но задница — голая, красивая, идеальная задница — двигалась вперед и назад, проникая между раздвинутых ног Кэт.
Раздался влажный звук шлепков кожи о кожу…
И Кэт впилась ногтями в его спину.
Я видела ее лицо через его плечо.
Глаза были закрыты, а выражение лица находилось где-то между болью и экстазом.
Я не думаю, что она хмурилась от боли.
Потому что она пыталась сдержать крики наслаждения при каждом толчке Валентино.
Каждый раз, когда его красивая задница двигалась вперед, все ее тело содрогалось.
И из ее горла вырывалось тоненькое «ух — ух — ух — ух».
Иногда она кусала его за плечо или шею, чтобы не закричать.
А его руки… его большие, сильные руки… сжимали ее задницу, удерживая в воздухе без усилий, как куклу, пока он овладевал ею.
Я стояла в полном шоке.
Хотя знала, что такое секс.
Но я никогда не видела этого.
Ни в интернете, ни на видео, ни на экране.
И это было самое прекрасное, самое возбуждающее, самое поразительное, что я когда-либо видела в своей жизни.
Я была мокрой, как никогда раньше…
Даже больше, чем прошлой ночью, когда Дарио поцеловал меня…
Больше, чем в моих мечтах о том, как он будет меня жаждать.
Все, что я могла делать, это стоять, как загипнотизированная, и смотреть, как Валентино трахает ее, как зверь.
Вдруг крики Кэт стали нарастать и усиливаться.
Она уткнулась лицом в его плечо и издала один длинный, приглушенный крик.
«О, черт, о, черт, о, ЧЕРТ», — хрипел Валентино в ее волосы.
Внезапно он сильно и глубоко вошел в нее.
И они оба прижались друг к другу, будто умирая.
Наконец он оторвал свое лицо от ее волос, и они начали целоваться… нежно, страстно…
Но он все еще прижимался к ней, ее голая задница была зажата в его огромных руках…
Его тело все еще прижималось к ней.
Я не могла больше смотреть.
Сходила с ума от похоти и не могла этого вынести.
Все, о чем я могла думать, только о том, как бы мне хотелось оказаться на месте Кэт…
Но чтобы Дарио прижимал меня к стене, а его голая задница впивалась в меня своим мужским достоинством.
Я отпрянула от двери и вышла из кухни, наткнувшись прямо на Филомену.
— Ох! — воскликнула она, когда я, пошатываясь, вышла в коридор. — Ты в порядке, дитя?
Я уставилась на нее, как на инопланетянку.
Но знала, что не могла пустить ее на кухню — нельзя было допустить, чтобы Кэт поймали.
Но я должна была что-то сделать с непреодолимым вожделением в моем теле.
Стыдом, за то, что я подсмотрела страшный грех.
А еще хуже, что мне хотелось сделать это самой.
— Мне нужно пойти в церковь, — пробормотала я. — Мне нужно пойти на исповедь.
Она улыбнулась и чопорно кивнула.
— Хорошо. Я могу попросить одного из водителей отвезти тебя. Здесь недалеко есть деревня…
— Нет, — перебила я.
Она удивленно посмотрела на меня.
— Почему нет?
Я поморщилась.
— Дарио не хочет отпускать меня из поместья.
Она нахмурилась.
— Конечно, нет… Зачем убийце позволять невинному делать то, что велит Бог?
Я поняла, что у меня появился союзник, и схватила ее за руки, умоляя.
— Есть ли другой выход с территории? Как добраться до церкви?
Филомена оглянулась вокруг, словно боясь, что кто-то может ее услышать. Затем она снова повернулась ко мне и кивнула.
— Да… но я не могу тебя туда отвести. Могу встретить тебя там, но не отвести.
— Что? Почему?
— Просто поверь мне.
Она велела мне пройти в западное крыло, мимо часовни к дверному проему в дальнем конце коридора. Я узнаю его по вырезанному на дереве fleur-de-lis — изображению ландыша.
Подойдя к двери, я должна была постучать. Если ответа не будет, подождать минуту и снова постучать, затем стучать каждые 60 секунд, пока не будет ответа.
— Иди, — прошептала она. — Увидимся там.
Я сделала все, как она сказала, и пошла по коридору, не понимая, почему она отправила меня одну.
Найдя дверь, я постучала один раз. Ответа не было.
Я досчитала до 60 и постучала еще раз.
И на этот раз дверь распахнулась.
Я вошла в комнату и увидела маленькую, тесную прихожую. Филомена была там и предложила войти.
Когда я оказалась в прихожей, она быстро закрыла за мной дверь.
— Это часть коридоров для прислуги, — пояснила Филомена. — Они использовались на протяжении многих веков, чтобы слуги могли приходить и уходить, не беспокоя хозяев дома. Мне их показали, когда я начала здесь работать, но также сказали, что это способ покинуть территорию дома, если на нас нападут.
Мне не нужно было спрашивать, кто может напасть на поместье, потому что я и так знала — другие мафиози.
— Почему вы не могли сами привести меня сюда? — спросила я.
— Потому что у Розолини везде есть глаза, и они бы убили меня, если б узнали, что я привела тебя сюда.
Я хотела возразить, что нет… но слова замерли у меня в горле. Я боялась, что она права.
Филомена провела меня по маленькому коридору к другой двери и открыла ее. Там была лишь зияющая чернота, пока она не нажала на выключатель. Вдруг десятки лампочек, расположенных через каждые двадцать футов, осветили каменный проход, уходящий в бесконечность.
— Иди по проходу, — сказала Филомена. — Он заканчивается железной дверью, которая запирается изнутри. Если ее закрыть, то она уже не откроется. Ты окажешься в поле. Иди прямо, через лес, и в конце концов ты дойдешь до стены. Иди налево вдоль стены, пока не найдешь пролом в камнях, затем увидишь небольшую деревню на другой стороне. Там есть церковь, где можно исповедаться.
Вдруг она схватила меня за руки.
— Дитя мое… Умоляю тебя, воспользуйся этой возможностью, чтобы сбежать. Это дом убийства и греха… Уходи из него и никогда не возвращайся.
— А ты? — спросила я. — Что они сделают, узнав о моем исчезновении?
— Они никогда не заподозрят меня, — последовал ответ. — Не волнуйся, со мной все будет в порядке.
— Почему бы тебе не пойти со мной?
Она грустно улыбнулась и покачала головой.
— Я старая женщина.
