— Нет, мсье. При ней не было никаких документов, — объяснила дежурная сестра. Накануне ночью в Ля Питье привезли несколько человек, чьи личности до сих пор не были установлены. Вскоре родные или друзья начнут разыскивать пропавших, и тогда этот вопрос разрешится, но на данный момент имена не имели значения. Любой пациент вне зависимости от принадлежности к той или иной социальной группе получал в Ля Питье самую лучшую медицинскую помощь, какую только мог оплатить городской муниципалитет. Все, кто попадал сюда, были для врачей пострадавшими или больными, которых нужно было спасти. К сожалению, удавалось это не всегда. Пятеро из числа жертв теракта уже скончались, в том числе — трое детей. Нейрохирург видел их тела — все они были изуродованы и обожжены до неузнаваемости. Террористы, кем бы они ни были, какие бы цели ни преследовали, совершили страшное преступление, за которое должны были понести самое суровое наказание.
Отдав необходимые распоряжения, врач сказал, что снова зайдет через час, и отправился дальше с обходом. Сделать на этом этапе он все равно ничего не мог. В отделении реанимации, где находилась Кэрол, целая бригада медиков прилагала все силы, чтобы поддержать жизнь в пациентке, по-прежнему балансировавшей на грани жизни и смерти. Если бы не техническая ниша в стене, куда ее отбросило взрывной волной, Кэрол погибла бы. Каменные своды ниши защитили ее от огня, а образовавшийся в ней воздушный пузырь не позволил задохнуться в копоти и дыму. Если бы не это обстоятельство, Кэрол заживо сгорела бы в тоннеле, как это случилось со многими.
В полдень нейрохирург позволил себе немного вздремнуть. В противном случае он бы наверняка свалился сам — за прошедшие шестнадцать часов в отделение травматологии поступило почти пятьдесят человек из числа жертв теракта; сорок два из них выжили и требовали неусыпного внимания. По данным полиции, в результате взрыва серьезно пострадало сто девяносто два человека; семьдесят человек извлекли из тоннеля мертвыми, но еще больше трупов все еще оставалось внутри. Долгая, страшная ночь давно закончилась, но спасатели только-только начали разбирать завалы.
Через четыре часа нейрохирург в очередной раз зашел в палату Кэрол и с удивлением обнаружил, что она жива. «Без изменений», — сказала ему медсестра. Дышать самостоятельно Кэрол все еще не могла, но еще одна томограмма показала, что гематома в ее мозге не увеличивается. Это было уже неплохо, однако, повреждение стволового отдела головного мозга по-прежнему угрожало жизни. К каким последствиям это может привести, не смог бы сказать никто. Кора головного мозга тоже пострадала — гематома давила на отдельные ее участки, что было чревато потерей памяти и нарушением двигательных функций.
Рану на щеке Кэрол привели в порядок, и теперь, глядя на нее, нейрохирург подумал, что эта неизвестная женщина когда-то была очень красива. В этом тонком, правильной лепки лице ему чудилось что-то смутно знакомое, хотя он и был уверен, что никогда прежде ее не видел. Выглядела она лет на тридцать пять, самое большее — на сорок. Было поистине удивительно, что о ней никто до сих пор не справлялся, никто ее не разыскивал. Впрочем, подумал он, если по каким-то причинам она жила одна, может пройти несколько дней, прежде чем ее хватятся. Бесспорно было только то, что рано или поздно ее опознают, а может, она придет в себя и сама расскажет, кто она и откуда.
Следующий день был субботним, но все врачи отделения травматологии продолжали оставаться на своих местах. Кое-кого из пациентов перевели в другие отделения больницы, нескольких человек отвезли в ожоговые центры. Кэрол, однако, оставалась в списке самых сложных случаев. В Ля Питье в таком тяжелом состоянии она была одна, но в других парижских больницах еще несколько человек отчаянно боролись за жизнь.
В воскресенье ее состояние неожиданно ухудшилось — у Кэрол поднялась температура, однако врачи ожидали чего-то подобного. Ее организм понемногу оправлялся от травматического шока и включался в борьбу.
Температура продержалась до вторника, а потом резко снизилась почти до нормальной. Гематома в мозге уменьшилась, но врачи продолжали пристально наблюдать за состоянием пациентки, которое оставалось стабильно тяжелым. В сознание она так и не пришла. Ее голова и плечо были забинтованы, сломанная рука покоилась в лубке. Рана на щеке почти затянулась, хотя шрам, конечно, останется. Все это, однако, были поверхностные повреждения. Больше всего врачей беспокоило состояние мозга пациентки. На нее продолжали воздействовать седативными препаратами. Кэрол находилась в глубокой коме, и невозможно было предсказать, когда она очнется. Никто из врачей не мог бы даже гарантировать, что она выживет. Грозившая Кэрол опасность еще не миновала — до этого было еще очень и очень далеко.
Среда и четверг не принесли никаких изменений — Кэрол по-прежнему балансировала на грани жизни и смерти. В пятницу, ровно через неделю после трагедии, компьютерная томограмма показала некоторое улучшение, что привело всю медицинскую бригаду в приподнятое настроение. Но за все это время в больнице так и не появился никто из родственников. Насколько было известно врачам, все остальные жертвы теракта — и живые, и мертвые — были к этому моменту уже опознаны, и только их пациентка по-прежнему оставалась безымянной.
В тот же день горничная, убиравшая комнаты Кэрол в отеле «Ритц», сообщила в администрацию, что постоялица уже неделю не ночует в номере. Ее сумочка и паспорт были на месте, одежда — тоже, но постелью за все это время она ни разу не воспользовалась. Создавалось впечатление, что гостья исчезла в тот же день, когда зарегистрировалась. В администрации, впрочем, не усмотрели в этом ничего необычного: богатые постояльцы часто вели себя довольно экстравагантно. Например, снимали комнату или апартаменты в городе, чтобы тайно встречаться с любовницей, а в отеле появлялись сравнительно редко — или вообще не появлялись, если что-то не складывалось. Пожалуй, единственное, что было действительно необычно, это наличие в номере сумочки и паспорта. Судя по всему, всю прошедшую неделю Кэрол Барбер действительно отсутствовала. На всякий случай об этом сообщили в отдел регистрации, там сделали пометку в журнале, но не обеспокоились: номер был снят на две недели, своевременную оплату гарантировали данные кредитной карточки мисс Барбер. Вот если бы срок заказа истек, тогда были бы причины для тревоги, да и то не много. Старший менеджер был прекрасно осведомлен, кто такая Кэрол Барбер, насколько она знаменита и богата, и не допускал мысли, что она попытается скрыться, не заплатив. Быть может, рассуждал он, мисс Барбер с самого начала не собиралась жить в отеле, а номер сняла для каких-то своих целей. Кинозвезды и прочие знаменитости часто бывали с причудами. Не исключено, что Кэрол преспокойно живет в другом отеле или у знакомых. Старшему менеджеру и в голову не пришло связать ее исчезновение со взрывом в тоннеле. Все же он сделал в журнале регистрации запись о том, что мисс Барбер не пользовалась номером с даты прибытия. Эта информация, однако, носила служебный характер, поэтому пресса могла пронюхать о ней только случайно. В «Ритце» заботились о репутации отеля и хранили сведения о частной жизни постояльцев в строжайшем секрете. В конце концов, ее исчезновение, если это было именно исчезновение, могло быть связано с любовной интрижкой или чем-то подобным; в таком случае она, конечно же, постаралась бы избежать любой огласки, и администрация отеля готова была пойти ей в этом навстречу.
