— Очень славная девочка.
— А у вас есть дети?
— Нет, я давно развелся, а раньше не мог позволить себе этого.
— Я тоже разведена.
— Энни сказала мне.
— У вас, наверное, был долгий разговор. Что же еще она вам рассказала?
— Об отце, о школе, о желании научиться летать.
— Как вы думаете, я буду в форме к началу летних каникул Энни?
— Думаю, еще нет. Вам рано вставать, мышцы очень ослаблены, ведь вам пришлось долго лежать. Придется провести длительный курс физиотерапии.
— Тогда я отошлю ее в Англию. Пусть проведет каникулы в «Лонбридж Грейндж» с бабушкой и дедушкой. Может, и ее отец будет там.
— Он там. Я несколько раз говорил с ним по телефону, но не так часто, как с мистером Хемптоном.
— Он часто беспокоит вас?
— Не более двух раз в день. Иногда три. Он отказывается верить, что вы не хотите принять его. Вы уверены, что это так?
— Абсолютно. Но я увижусь с Свидом Кастелли и сделаю так, что Джок перестанет вам звонить, — решительно сказала Фредди.
— Вы понимаете, насколько лучше себя чувствуете, миссис Лонбридж?
— Благодарю вас, доктор Вейц.
— Не стоит. Вы — боец. В первые недели… Я беспокоился.
— А я нет. Вы сказали мне не волноваться, и я послушалась. Вы обещали все сделать для меня.
— Так вы помните это, миссис Лонбридж?
— Фредди. Не хотите называть меня Фредди?
— С удовольствием. А я — Дэвид.
— Знаю.
— Мне пора. Я зайду к вам, прежде чем уехать в офис.
— Спасибо, Дэвид.
— Господи, Фредди! Что за трюк ты выкинула? Что за чертовщина?
— Да, Свид. Говорят, это выглядит еще страшнее, чем на самом деле. Я пока не просила осмотреть поломку. А у меня все прекрасно… все остальное — вопрос времени и терпения. Не волнуйся. Как дела в «Орлах»?
— Дела идут хорошо. Все самолеты летают с полной загрузкой в обоих направлениях, поэтому наши акционеры очень довольны. Но моральное состояние руководства офиса — на очень низком уровне.
— Что это значит?
— Нам не хватает твоего веселого личика, звука твоих легких шагов и твоего умения держать нас в руках.
— Придется к этому привыкнуть. Я не вернусь.
— Сейчас ты не можешь принимать решения. Я тебе не верю.
— Думай как хочешь. Мне безразлично. Послушай, Свид, заставь Джока успокоиться, пусть перестанет звонить доктору Вейцу. Он очень занят, и у него нет времени отвечать на назойливые звонки.
— Да я уже говорил ему. Джок сейчас в тяжелом состоянии. Хуже, чем ты, — разве что без бинтов и гипса.
— Меня совершенно не интересует его состояние. Просто я не хочу его видеть. Он не должен беспокоить доктора Вейца. Можешь вбить это ему в голову?
— Постараюсь, но ты же знаешь Джока…
— К сожалению, знаю. Даже слишком хорошо.
— Черт возьми, Фредди, никогда не слышал, чтобы ты говорила с такой горечью.
— Наверное, пришло время научиться заботиться о себе самой, Свид.
— Что это значит?
— Свид, старый дружище. Пока мой дух недостаточно окреп. Спасибо, что пришел. Надеюсь, ты поговоришь с Джоком.
— Конечно, Фредди. Думай о себе. Моральное состояние на низком уровне не только у Джока.
— Поцелуй меня, Свид.
— Ты на меня всегда хорошо действуешь.
— Уверена, что у тебя все будет в порядке.
Ева добилась разрешения Фредди забрать Энни из школы пораньше и улетела в Европу с внучкой. Оставив ее с Тони в Лондоне, Ева отправилась в Париж. Ей необходимо было поскорее добраться до Шампани, где приемы гостей не могли начаться без нее. Евы и так уже слишком долго не было в Вальмоне.
Джок отвез их в аэропорт, чтобы посадить в самолет на Нью-Йорк. Пока Энни осматривала аэропорт в ожидании отправления самолета, Джок с мрачным видом сидел рядом с Евой. Ему очень не хотелось, чтобы они уезжали.
— Черт возьми, Ева, мне действительно чертовски будет вас не хватать, — сказал Джок, схватив Еву за руку и сжав ее.
— Дорогой Джок, я тебе так благодарна за все обеды, походы в кино, поездки за город — что бы мы без тебя делали! Ты ни на минуту не давал нам почувствовать себя одинокими. Ты самый преданный друг, и в любое время приезжай к нам в Шампань, живи у нас когда захочешь и сколько захочешь.
— Может, когда-нибудь. Послушайте, Ева, я о Фредди…
— Джок, ты же знаешь, я старалась. Я несколько раз пыталась поговорить с ней, но она не хочет видеть тебя. Думаю… она ждет, когда будет выглядеть лучше. Наверное, она делает это из тщеславия?
— Да какое тщеславие у Фредди! Скажите просто, что вы с этим не справились. — Эта дерзость Джока была лишь маской, за которой скрывались беспомощность и тоска.
— Возможно, ты прав, — согласилась Ева. — Она даже не стала разговаривать со мной об этом. Я не добилась от нее ни единого объяснения. Фредди скрывает от меня многое, наши отношения никогда не отличались особой доверительностью… У моих дочерей всегда были тайны. А у меня… да… у меня тоже были свои секреты. Вот такая у нас семья. Теперь с Дельфиной у нас совсем другие отношения: мы часто беседуем, делимся друг с другом, но Фредди… — Ева пожала плечами. Даже в таком состоянии Фредди не шла на откровенность с матерью.
— Я знаю, что этот ублюдок Вейц собирается проводить с ней время, — мрачно и подозрительно сказал Джок. Даже его золотые волосы, казалось, потемнели от безысходности.
— Джок, ну что ты в самом деле! Твое воображение уж слишком разыгралось. Вряд ли бедняжка Фредди способна сейчас возбуждать желание.
— Вы ее мать, и вам не понять этого. В ней главное… душа.
— Фредди — пациентка доктора Вейца. Он сосредоточен на том, чтобы вылечить ее. Доктора не «проводят время» со своими пациентками.
— Фредди не такая, как другие. Она всегда отличалась от всех. Ни одну девушку я не поставил бы рядом с Фредди!
— Не стану спорить с тобой, Джок. Подожди, она выйдет из больницы, ты поговоришь с ней — все может измениться. Пока же ничего нельзя сделать. Нужно время.
— Думаете, у меня есть шанс? — спросил Джок, качая головой.
«Нет, — подумала Ева, — абсолютно никакого. Наверное, когда-то ты слишком поторопил ее, Джок, ты — любящее, великодушное, неуклюжее существо, не ведаешь, что творишь. Фредди дарит любовь так слепо, решительно, безраздельно и редко, но если она вычеркнула тебя из жизни — никакой надежды нет. Посмотри, что произошло с Тони. Она никогда даже не говорит о нем. И о Макгире — тоже, будто их не было на свете…» Ева с тоской посмотрела на Джока, сидевшего рядом, и подумала, что ее любимую, непокорную, упрямую дочь Мари-Фредерик можно считать ненормальной. Если бы такой красивый и порядочный человек, как Джок, такой трогательно-добрый влюбился в нее, Еву, она, безусловно, дала бы ему шанс, в чем бы он ни провинился. В конце концов, один маленький, ничтожный шанс! Ведь терять уже нечего!
