отодвинуть от себя воспоминания о каре-медовых проницательных глазах и красивых губах. Только вот это совсем не помогает. Мысленно то и дело возвращаюсь в больничную палату на третьем этаже.
Утром я не иду на работу, а бегу. Кажется, что стоит только заглянуть в медовые глаза, и все будет хорошо. Именно так, как должно быть.
До последней палаты на третьем этаже добираюсь только к двенадцати. Сердце выпрыгивает из груди, когда захожу в комнату и встречаюсь взглядом с его медовыми глазами. Какой же красивый у них цвет. Никогда раньше не видела такого.
Мужчина смотрит так, будто видит меня насквозь, словно мысли мои читает. И меня снова накрывает смущением, краснею и опускаю взгляд.
— Мне опять нужна твоя помощь, — говорит он.
Сердце екает и больно бьет в грудную клетку. Поднимаю глаза, он перехватывает мой взгляд, впивается медово-карими глазами в мое лицо.
— Я перебираюсь в квартиру, здесь недалеко, — поясняет мужчина.
Он уезжает? Теперь мы не будем видеться?
— Вас выписывают? — вроде бы радоваться надо. И я рада. Вот только мы теперь не будем видеться. И у меня озноб пробегает по коже от одной мысли, что, возможно, никогда его не увижу.
— Не совсем, — говорит мужчина, хмурится, на лбу появляется складка. — Просто не хочу здесь оставаться.
— А как же лечение? — вырывается у меня. Я не врач, но знаю, что прерывание курса лечения может сказаться самым неблагоприятным образом.
— Врач будет приходить в квартиру, я уже договорился. И хочу, чтобы ты была рядом. На тот случай, если мне станет плохо.
— Вам нужна сиделка? — доходит до меня.
Кивает.
— Ненавижу это слово, — говорит, хмуро улыбаясь. — Давай лучше говорить «помощница». Ты согласна мне помогать?
Согласна?! В груди разлилось приятное тепло от одной мысли, что я ему нужна. А ведь была уверена, что после поездки в Москву он уже ни о чем не попросит.
— Согласна, — по моему лицу расползается довольная улыбка. И плевать, что мужчина это видит и считывает мои эмоции, как в книге. — Только мне нужно поговорить с доктором Вернером сначала.
Мужчина смотрит на мое счастливое лицо и его губы расплываются в улыбке. Как же ему идет улыбка!
— Конечно, иди, — говорит он почти ласково.
Глеб
Вчера.
Как только Маша ушла, в комнате сразу стало пусто и неуютно. Ее эмоции, которые она совсем не умеет скрывать, оказались такими вкусными и сочными, что даже моя, невеселая во всех отношениях, жизнь, заиграла новыми красками. И теперь я хожу по комнате из угла в угол, иногда подходя к телефону, чтобы проверить входящие сообщения.
Глупость какая-то!
Кидаю гаджет на кровать, а сам выхожу на балкон.
Погода так и шепчет, приглашая на прогулку. И почему я не выхожу гулять? Ведь это не запрещено. Сам себя запер в палате, как в склепе. С каждым днем оставшегося времени все меньше. А мне будто все равно. Я не лечусь здесь, а словно срок отбываю. Без надежды. И без жизни. Если бы не эта девочка, так и не вспомнил бы никогда, что такое жизнь.
Такие искренние эмоции. Она так красиво краснеет, когда смущается. И в то же время умеет удивляться всему новому. Убийственное сочетание. Только и делал бы, что наблюдал за ней. Круглосуточно.
Хочу видеть, как у нее светятся глаза. И ямочки на щеках, когда улыбается. Только она умеет так искренне. Никакой фальши, никакого обмана. Хорошая девочка. Чистая. После всех тех самовлюбленных подлецов, после предательства жены и брата, ее незамутненная выгодой чистота и наивность — как бальзам на душу.
Мозг так и чешется придумать что-то новенькое. То, от чего она снова будет смотреть горящими глазами. А я, глядя на нее, снова вспомню, что живой.
Возвращаюсь в комнату. Обстановка, несмотря на то, что она не похожа на больничную, раздражает, давит на виски. Не хочу больше оставаться здесь. Ни дня не хочу. Осталась всего пара процедур. И мне пора выбираться.
Даже, если мои дни сочтены. Лучше провести их не здесь.
Открываю ноутбук, забираюсь на сайт объявлений. Просматриваю только те квартиры, которые находятся недалеко от клиники. Как бы там ни было, но так будет правильнее.
Я не знаю, что конкретно ищу. По сути, мне не так важно, какая в квартире будет мебель, сколько комнат. Плевать на все это. У меня уже были и дом, и пентхаус. И счастья это не принесло.
Неожиданно взгляд цепляется за фото гостиной с большим белым столом и стульями, белыми шторами, и красным диваном. Не могу сказать, что меня привлекают такие сочетания. Но представляю там Машу, и чутье подсказывает, что ей понравится. Листаю дальше. Кроме гостиной, есть кухня, две спальни с большими кроватями. Представляю девушку на этой кровати.
Да, она бы тут хорошо смотрелась.
Тут же одергиваю себя, горько усмехнувшись.
Размечтался, ага. Она молоденькая девчонка, красивая. Яркая. А я? Рядом с ней я — старик, еще и больной. На всю голову больной, ага.
Совсем помешался, старый.
Только смотреть, Глеб. Руками не трогать. Все равно, это лучше, чем подыхать здесь.
А если она не согласится?
Глупости! Конечно, согласится. Я найду способ ее уговорить, любые деньги заплачу.
Договариваюсь об аренде квартиры и вношу предоплату. Захлопываю крышку ноутбука, опускаюсь головой на подушку. От волнения мышцы напряглись так, что теперь немного ноют. Но спать и пролеживать здесь свою жизнь и дальше желания нет никакого.
Теперь с Вернером утрясти осталось. Встаю с кровати и иду в кабинет главного врача.
Стучусь в дверь, захожу. Мне повезло, Вернер на месте. А вот он нехило удивился, увидев меня. Еще бы! Я за последние два месяца не зашел ни разу. Из палаты даже не выходил дальше балкона.
— Завтра вы меня выписываете, док, — начинаю без прелюдий.
У Вернера от моей борзости даже очки слегка приподнялись, а потом со скрипом опустились на переносицу.
— Простите? — пролепетал в ответ.
А он ничего, нормально держится еще. Я бы такому пациенту сразу в челюсть заехал, чтобы не рыпался и права не качал. У нас договор, в котором сказано, что ответственность за результат с него снимается, если я откажусь выполнять предписанное лечение.
— Вам нельзя прерывать лечение, — говорит Вернер, быстро взяв себя в руки. — Всего два сеанса осталось. Потерпите, это недолго.
Нет,
