— это глупо или нагло? Пожалуй, второе.
— Не жалуюсь. А ты чего звонишь? Колю, что ли, ищешь?
Лена наигранно вздохнула.
— Вот ты как всегда. Нет бы поговорить, пообщаться… А ты сразу — бац и в лоб. Нет в тебе деликатности, Ксю, нет.
— Согласна, — равнодушно хмыкнула Оксана. — Куда мне до тебя. Это же так деликатно — звонить женщине, с чьим мужем ты спала.
— Бывшим мужем.
— Ну теперь-то да.
— А это, знаешь, не поздно и исправить, — протянула Лена. — Вы развелись, но мы-то так и не поженились. Коля всё тянул, несмотря на то что я родила. Дочка у нас, Варечка, знаешь?
— Не знаю. Поздравляю.
— Спасибо. Так Коля у тебя?
Оксана возвела глаза к потолку. Лена говорила так, словно была уверена, что Коля действительно у неё.
— Конечно, у меня. В холодильнике лежит, остывает.
Лена не поняла. Помолчала пару секунд в трубку и настороженно переспросила:
— Что?
— В холодильнике, говорю, лежит. Ну а что? Куда ещё можно труп спрятать? Балкона-то нет у меня.
— А-а-а… — с облегчением протянула Лена, и Оксана ехидно улыбнулась. — Так ты шутишь…
— С чего ты взяла? Правду говорю. Он пришёл, я его в порыве чувств прибила. Теперь лежит, остывает.
— Ксю, но я же серьёзно…
— Так и я серьёзно. С чего ты решила, что я несерьёзно? Я вообще по жизни — серьёзнее не бывает.
— Ксю… Ну так бы и сказала, что Коля не у тебя, чего ты комедию ломаешь… Правда, я в таком случае не понимаю, где он может быть…
— А я даже понимать это не хочу. И не только это. С чего вдруг бывший муж решил, что он может ко мне притащиться и начать нести чушь, я тоже не хочу понимать.
— Мне он сказал, что задолбался. Что с тобой ему было хорошо и спокойно, а я… — Ленка тяжело вздохнула, и Оксана фыркнула. Сочувствия к этой парочке в ней не было ни на грамм. Хорошо и спокойно — ну естественно. Ленка — натура взрывная, Оксана — обычная. Ленка — кокетливая и обворожительная, Оксана — прямолинейная, временами ехидная и простая, как пять копеек. Жить с Ленкой — как есть красную икру каждый день: поначалу вкусно, классно и красиво, а потом приедается и печень начинает болеть.
Если бы речь шла только о Ленке с Колей, Оксана лишь посмеялась бы над этой ситуацией. Однако…
— Слушай, но у вас ведь ребёнок. Коля поехал кукухой, что ли? Как можно бросить собственного ребёнка и пытаться уйти к бывшей жене?! Это какой-то сюр, честное слово. Может, он упал и головой ударился?
— Если бы. А Варя… Ну, ты же помнишь, Коля не хотел детей, вы из-за этого и подождать решили, родить попозже. Так он и продолжает не хотеть детей, Варя его не впечатляет.
Оксана уныло погладила между ушей Ёлку и вздохнула.
Нет на этом свете справедливости. Если бы была, то дети появлялись бы только в тех семьях, где их ждут и заранее любят. Бедная Варя. Такая маленькая, а уже не нужна своему папе, да и маме наверняка тоже не особенно…
Стало тошно и противно.
— В общем, нет у меня Коли, — заключила Оксана, стремясь поскорее закончить разговор. — Нет, никогда не было и ни за что не будет. Всё понятно, Лен?
— Да. А…
Но Оксана не стала слушать дальше — положила трубку. Вновь погладила Ёлку, дивясь тому, что когда-то, ещё во время учёбы в институте и потом во время брака, очень любила Колю. А теперь… что осталось от той любви? Иногда в подобных случаях чувства сравнивают с пеплом, но… в пепле может остаться тлеющая искра, а Оксана не ощущала в себе никаких искр. Презрение, брезгливость, недоумение — вот и всё.
— «Это всё, что останется после меня, это всё, что возьму я с собой», — пропела она и, хмыкнув, шагнула к шкафу с бельём. Необходимо было срочно поменять пропахшие Алмазовым простыни.
Удивительно, но, если бы не тонкий «аромат» перегара, Оксане бы этот запах даже понравился. Ей всегда нравилось, как пахнет шеф. Даже в те минуты, когда Оксана его откровенно ненавидела, заказывая столик в ресторане или номер в гостинице.
Эх, ну почему так, а? Ну почему все мужики, которые ей нравятся, — гады и предатели?..
Михаил
Все выходные он заглаживал вину перед дочерью — проводил с ней время, разговаривал и, конечно, объяснял, что случилось и почему так вышло. Маша оттаяла, но облегчения это не принесло.
Алмазов давно и ясно видел, что дочь пытается манипулировать и им, и Таней, используя как рычаг чувства родителей. Только разные чувства. У Михаила этим чувством была вина, а у жены — желание склеить семью. Маша не могла понимать истинные мотивы матери, но её желание угодить Михаилу замечала и умело играла на этом. И самое неприятное — из-за всего этого он был вынужден проводить больше времени не только с дочерью, но и с Таней, которую Маша стремилась как можно чаще подключать в своё общение с папой. Михаила это раздражало, но он молчал, не желая нервировать ребёнка. Просто отгораживался от Тани, как мог, крайне редко к ней обращался — лишь по необходимости — и почти никогда не смотрел на жену. Скорее всего, Маша это замечала, а потому и не прекращала попытки «помирить» родителей. Но вести себя иначе у Михаила всё равно не получилось бы.
Вечером в воскресенье он вспомнил, что обещал Оксане показать свои старые стихи, и долго рылся в письменном столе в поисках нужной тетрадки, с пожелтевшими от времени листами. Тетрадь была толстой, на пружинках, и по краям уже «замылилась», несмотря на то что Михаил тысячу лет не брал её в руки.
А теперь вот взял. И сел на диван, листая и просматривая даже не стихи, а собственные воспоминания.
Он безумно любил Таню, когда учился в школе. И потом, до определённого времени, тоже. Даже когда узнал про её измену, спустя пять лет после рождения Юры. Простил, поверил, принял её объяснения… Вспоминать об этом до сих пор было безмерно больно. И стыдно. Хотя, казалось бы, с чего — это ведь не он изменил, а она? Всё равно почему-то стыдно. Интересно, что насчёт этого стыда сказали бы психологи? С чем он связан, нормален ли вообще? Или это первый признак того, что у Михаила едет крыша?..
Поженились они почти сразу после окончания школы. Михаил пошёл учиться дальше, а Таня…
