небо: светло-голубые. Когда он широко улыбается, на обеих щеках появляются впадинки, мама говорит, что они называются ямочками. Я люблю ямочки Бранта. И представляю, что они были созданы специально для меня.
– Уверена, что хочешь пойти, Пич? – Тео широкими шагами идет к домику на дереве, одной рукой поправляя шляпу Марио, а другой держа большую миску попкорна. Я едва вижу его в темноте.
– Мы будем рассказывать очень страшные истории.
По спине снова пробегает холодок.
– Насколько страшные?
– Тебе, наверное, всю жизнь потом будут сниться кошмары.
Вурдалаки, гоблины и злые ведьмы злобно хохочут в моем воображении, заставляя меня ускорить шаг, пока я не оказываюсь рядом с Брантом.
– Ты защитишь меня, Брант?
Он выключает фонарик и убирает его в карман.
– Ты знаешь, что да. Я всегда буду защищать тебя.
– А если я умру и ты не сможешь меня спасти? – Я тянусь к его руке и крепко сжимаю, чуть не споткнувшись в траве. – А что, если ты умрешь?
– Тише, эй… – Он внезапно останавливается, повернувшись ко мне лицом, а затем опускает руки мне на плечи. Он выше меня – намного выше. Он высокий и сильный, и с ним я чувствую себя в безопасности. – Почему ты спрашиваешь об этом, Джунбаг?
– Потому что сегодня Хеллоуин, а на Хеллоуин случаются страшные вещи.
– Да, но не такие страшные вещи. Ты должна думать о призраках и светильнике Джека [13], а не… – Он резко замолкает, его глаза словно затуманиваются, когда полная луна отражается в них. Брант смотрит куда-то сквозь меня, тени клубятся в его отрешенном взгляде. И прежде, чем я успеваю спросить о том, куда он пропал, Брант возвращается ко мне. – Не думай об этих вещах. Обещай мне, Джун.
Он, наверное, злится. Он назвал меня Джун вместо Джунбаг – как мама, когда ругается, обращается ко мне полным именем: Джун Аделин Бейли. Я сглатываю ком в горле и киваю.
– Я обещаю. Клянусь.
– Хорошо.
Тео окликает нас со ступенек домика на дереве, держа миску попкорна в одной руке.
– Эй, давайте быстрее, черепахи. Нам еще предстоит вызывать чернокнижников и воскрешать зомби! Ва-ха-ха-ха.
Я хихикаю, чтобы скрыть страх. Брант усаживает меня к себе на спину и несет так остаток пути до домика на дереве. Когда мы поднимаемся по лестнице, он взбирается исключительно позади меня, чтобы я не поскользнулась. Папа наконец-то разрешил мне самой забираться в домик на дереве в прошлом году, но только если со мной будут Брант или Тео. Мелкий моросящий дождик липнет к моим волосам, пока я лезу наверх. Я говорю мальчикам, что дрожу потому, что мне холодно, хотя это неправда. Я боюсь историй о призраках.
Брант снимает с себя куртку, когда мы оказываемся внутри, и накидывает ее мне на плечи.
– Это должно тебя согреть. Твоя мама сказала, что принесет нам горячее какао.
Я ползу по одеялам, которыми устлан пол, а затем устраиваюсь на коленках у Бранта и поплотнее запахиваю куртку. Тео сидит напротив нас, закидывая попкорн в рот. Фонарики, расставленные по всем углам, освещают домик. Тем временем капли дождя барабанят по крыше.
Мы разговариваем об этой ночи при свете фонарей и фонарика Бранта, смеемся над дурацким костюмом лошади мистера Сэндмена, сравниваем, кто больше конфет собрал, и дразним Тео, вспоминая, как Моника Портер отстегнула его подтяжки и с него свалились штаны прямо на глазах у всех соседей.
Я отлично провожу время. Мы даже не рассказываем страшные истории, а это еще лучше.
И тут снизу доносится голос мамы, у нее в руках чашки с горячим какао. Но не это вызвало во мне неприятное тошнотворное чувство.
Это Моника Портер и Венди Нипперсинк, стоящие рядом с ней. Они все еще одеты в свои костюмы. Моника – русалка, а Венди – дьявол.
Она и впрямь дьявол.
– Дети, тут ваши подруги пришли, – говорит мама, поднимаясь до половины лестницы, а затем ставя какао на пол. – Я отправлю их к вам?
У нее хитрое выражение лица, когда она смотрит на Бранта и Тео.
Она даже подмигивает.
– Да, хорошо, – отвечает Брант. Он ерзает на месте, затем снимает шляпу Луиджи, приглаживает волосы и снова ее надевает.
Я сижу у него на коленках и не собираюсь никуда сползать.
– Привет. – Первой появляется голова Венди, потом она и вся залезает внутрь. – Чем вы, ребята, тут занимаетесь?
– Ничем. Вот собираемся рассказывать истории о привидениях. – Брант светит фонариком под свой подбородок, и Венди хихикает.
Следом появляется Моника и тут же пристраивается рядом с Тео. Ее плавник русалки мерцает бирюзой в свете фонаря.
– Посмотри на себя, – говорит мне Венди, подходя к нам. – Ты выглядишь прелестно, Джун.
Я провожу пальцами по короне принцессы, все еще прикрепленной шпильками к моим волосам, а затем бросаю сердитый взгляд и плотнее прижимаюсь спиной к груди Бранта.
– Я принцесса Пич. Брант и Тео защищают меня от плохих вещей.
– Таких, как жуткие привидения и монстры? – Она выставила скрюченные пальцы в мою сторону, издавая устрашающий звук.
– Нет, это глупо. Монстров не существует.
Моника вступает в разговор:
– Ты имеешь в виду действительно плохие вещи? Например, то, что случилось с Брантом?
Все молчат. Я чувствую, как Брант напрягся всем телом, поэтому поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него. У него лицо такое же бледное, как у призраков, о которых мы только что говорили.
– Что это значит, Брант?
Я не совсем понимаю, о чем говорит Моника, но атмосфера резко меняется. Что-то меняется в Бранте. Он не улыбается и не смеется – он просто молчит, обхватив меня рукой вокруг талии, как будто пытается защитить меня от всего плохого, о чем говорит Моника.
Тео бросает в Монику попкорн:
– Мы не говорим об этом.
– Почему нет? – смеется она, похлопывая его по плечу. – Ты сказал, что вы делитесь страшными историями. Может, Брант расскажет нам о том, что случилось с его родителями?
– Ты расскажешь нам, Брант? – вторит Венди. Она придвигается ближе к нам, в ее глазах разгорается дьявольское любопытство.
Брант сжимает меня слишком сильно. Я не думаю, что он это делает специально, поэтому дергаю его за руку, переплетаю свои маленькие пальцы с его, пока он не расслабляется и тяжело не выдыхает мне в волосы.
– Не при Джун, – наконец отвечает Брант, его голос не такой, как обычно, в нем проступает дрожь. – Может быть, когда-нибудь расскажу.
– Она всего лишь маленький ребенок, – настаивает Моника. – Она даже не…
– Не при Джун.
Меня охватывает смятение и тревога. Я не понимаю, о чем они
