как под запретом.
— Как это, под запретом?
— Под запретом из — за моего добровольного перерыва в сексе. Под запретом, потому что Эми сделала так, что я больше никому не доверяю, — я делаю глубокий вдох и продолжаю, находя странно терапевтическим произносить всё это вслух после того, как это накапливалось во мне неделями. — Под запретом, потому что это Луна Джонсон, и там есть история, история, которая…
— Ого, вау. Братан, чёрт, — мне не нужно заканчивать; он уже соединил всё, так как встречался с Луной раньше. — Симпатичная рыженькая? Та, которая встречалась с твоим бывшим школьным другом Люком?
— Как ты всё это помнишь? — спросил я.
Он смеется, и это звучит как — то зловеще.
— Потому что, мой друг, несмотря на то, что я был разбит той ночью, не нужно было быть гребаным гением, чтобы увидеть, какими глазами вы смотрели друг на друга. Также не нужно было быть гением, чтобы понять, что её бывший всё ещё был по уши влюблен в неё.
Я вскидываю руку, в которой не сжимаю телефон, с побелевшими костяшками пальцев.
— Ну, почему ты не указал на это тогда?
— Не моё дело. К тому же, ты никогда не упоминал об этом. Мы вернулись в Сиэтл и вернулись к рутине. Потом ты встретил Эми, и я думаю, остальное уже история.
Я облокачиваюсь на стойку.
— Я провожу с ней почти каждый день. Она помогает мне здесь, красит и штукатурит. Сегодня она даже помогает мне покрасить мою чертову спальню. Я знаю…Я знаю, что это опасно, но, похоже, я не могу оставаться в стороне. Я так боюсь потерять нашу дружбу. Она много для меня значит.
Он выдыхает. Тихим, но серьезным тоном Джон начинает излагать.
— Помнишь, когда я крутился вокруг Фелисити и, чёрт возьми, боялся двинуться дальше?
Я вспоминаю многочисленные разговоры, которые у нас были в прошлом году.
— Да?
— Ну, всё, что я хочу сказать, это то, что ты сказал мне, что такие женщины, как она, встречаются нечасто, и если это то, чего я хочу, то мне нужно проявить себя. Поставить себя на кон.
— Да, я понимаю, но ты был без ума от неё, чувак. Я бы не сказал, что я без ума от Луны.
— Она поселилась у тебя в голове.
Я выпрямляюсь, паника поднимается во мне.
— Что?
— Ты был влюблен в неё три года назад, и ты всё ещё мучаешься из — за неё сейчас. Ты не можешь держаться от неё подальше; ты говоришь так, будто дружба с ней — лучшее, но самое мучительное, что ты когда — либо испытывал, — он смеётся. — Ты звучишь, как я.
Чёрт. Правда?
— У нас крепкая связь, вот и всё.
— Продолжай врать себе, приятель.
Во мне нарастает разочарование.
— Да, но я всё равно ничего не могу с этим поделать.
— Почему нет?
Я усмехаюсь.
— Люк. Разрушить дружбу ради секса.
— Во — первых, они были вместе чертовски много лет назад. Во — вторых, нет ничего такого, чего нельзя было бы решить, поговорив с ним, прежде чем что — то делать. В — третьих, это не просто секс. Если бы я думал, что это так, то я бы сказал тебе забыть про это, потому что всё вышеперечисленное не стоило бы того, чтобы просто намочить твой член. Ты находишь оправдания, чтобы быть рядом с ней. Ты даже не хочешь приехать посмотреть на меня и команду в Уистлере.
Я стону и провожу рукой по лицу.
— Я должен был вернуться домой, чтобы убраться подальше от такого сложного дерьма, как это.
Думаю, если бы он сейчас стоял рядом со мной, то сочувственно похлопал бы меня по плечу.
— Посмотри на это с другой стороны. Если она для тебя, то, возможно, ты только что сделал свою жизнь намного проще, чем ты мог себе представить. В тот момент, когда я понял, что Фелисити — это то, что мне нужно, ничто другое не имело значения. Жизнь ещё никогда не была такой легкой.
Дверь со щелчком открывается, и я бросаю взгляд на прихожую.
— Мне пора идти, чувак.
Этот ублюдок хохочет во все горло.
— Она пришла, не так ли?
— Да, — отвечаю я приглушенным тоном.
— Помни, в первый раз, будет лучше, если ты…
Я отключил звонок. Как бы я ни ценил его мудрые слова, я не собираюсь выслушивать от него ободряющую речь о сексе, в то время как женщина, о которой идет речь, стоит у меня на кухне, выглядя как гребаная мечта в едва заметном пляжном платье с кисточками и насквозь промокшем.
Я поднимаю глаза и заставляю себя улыбнуться, когда Луна подходит ко мне и бросает свою сумку на стойку, затем подходит к кофеварке. Её великолепные, подтянутые ноги выставлены на обозрение, а попка покачивается, и я почти могу разглядеть очертания её плавок от бикини.
Прекрати, блядь, пялиться, Зак.
— Доброе утро, ворчун. Ну что, начнем?
Чёрт возьми.
ЛУНА
— Я сделала!
Маленькая победа, когда я вбиваю ещё один гвоздь в половицу, и он впервые входит прямо. Встав, я ударяю кулаком по воздуху, как будто только что открыла секрет вечного счастья. — Да!
— Ты профи, — Зак возвращается с того места, где чинил стену в коридоре, и дает мне пять.
Я могу сказать, что он на взводе. Но я старалась не обращать на это внимания и сохранять непринужденность между нами. С тех пор как я сказала себе, что с ним ничего не случится, как бы это ни было больно, я смогла больше расслабиться в нашей дружбе. Конечно, то, что он разгуливает в одних спортивных шортах и кроссовках, выставляя напоказ свою татуированную грудь и выгибаясь во время работы по дому, временами почти убивало меня. Но я сама удивилась тому, насколько мне понравилось работать над ремонтом.
Уже девять вечера, когда мы наконец откладываем инструменты, и Зак поворачивается ко мне.
— Мы должны были покрасить мою спальню сегодня, но, думаю, это может подождать. Я не собираюсь переставлять кровать в такой час.
Я зеваю, прикрывая рот тыльной стороной ладони.
— Да, думаю, мне пора идти.
Он оглядывается через плечо в сторону кухни.
— У меня есть остатки чили, которые мама принесла вчера, если хочешь остаться. Я могу разогреть нам немного.
Я склоняю голову набок.
— Оуу. Такой маменькин сынок.
Что — то вспыхивает в его глазах, когда он делает шаг ближе. Я чувствую запах его древесного одеколона, от которого у меня
