Когда доводилось встречаться с Алистером, это бывали, как правило, совместные обеды-ужины, после которых ей нужно было срочно куда-нибудь ехать. Они не оставались подолгу вместе: Джейн до сих пор отлично помнила, сколь сильно и пагубно действует на нее присутствие Алистера. Казалось, так просто поднять трубку, позвонить ему, устроить встречу… Но Джейн не хотела больше повторять былых ошибок. Другие же мужчины ее решительно не интересовали, и потому она всегда держалась на расстоянии. Джейн сама того не понимала, что ее напряженный рабочий график был сродни защитному механизму: не позволял ей слишком задумываться о собственной судьбе.
Болезнь ее отца явилась для нее чем-то сродни шоку. В жизни Джейн теперь все было настолько расписано, что времени болеть совершенно не было. Но она нашла время навестить старика.
Отец чувствовал себя очень плохо: Джейн изумилась, увидев его столь исхудавшим. Отец скрючился возле камина, пламя которого, казалось, совершенно не согревало его. На коленях у него лежала неразвернутая «Дейли миррор». Вместо привычного радиоприемника стоял телевизор с большим экраном, впрочем, звук был полностью выключен.
— Ну как ты, отец? Симулируешь потихоньку? — попыталась шутить Джейн.
— Съел, наверное, что-нибудь, вот и все… — ответил он безразлично, однако в глазах его дочь прочла явный испуг. Его серые глаза теперь пожелтели: казалось, отец молча умолял ее объяснить, что же все-таки с ним происходит. — Не держит что-то желудок ни черта! Как после сильного выпивона.
— Может, надо больше воды пить? — Она нервно улыбнулась и отвела глаза. — Кто тебя лечит?
— Коновал один, — воскликнула мать. — Только что получил диплом, сущий сопляк, ни в чем ровным счетом не разбирается, я так тебе скажу. Он даже не англичанин, — мрачно добавила она.
— Я устрою, отец, чтобы тебя осмотрел лондонский специалист, какой-нибудь действительно хороший доктор.
— Я же тебе говорила…
— Ни черта ты не будешь устраивать! — Отец даже несколько приподнялся в кресле от возмущения. — Я всегда был против частной медицины… И теперь остаюсь при своем мнении.
— Да прекрати ты, пап. По крайней мере мать не будет переживать…
— Сказал — нет, значит, нет! «Национальная медицина» меня вполне устраивает.
— Но, папа…
— Я понимаю, ты хочешь как лучше, но у меня есть свои принципы.
— Много пользы они тебе принесли, можно подумать!.. — Отец, однако, предпочел не отвечать на этот исполненный горечи выпад жены.
— Я понимаю, папа, если не хочешь, ладно. — Она стиснула его синюю, исхудавшую руку.
Он поправил коврик, прикрывавший ноги, и, не глядя на дочь, еле слышно сказал:
— Я очень горжусь тобой, особенно тем, что ты делаешь для Шотландии. Судя по всему, ты все-таки пошла в меня. — Она расслышала совершенно незнакомую, с толикой смущения, гордость в голосе отца.
— Наверное, пап.
— Хотя жуткая трата денег, мне кажется. Уверена, леди Апнор считает, что ты транжиришь деньги Джеймса.
— Я не трачу его денег, мам. — Джейн старалась не выходить из себя. — Сначала я вообще использовала только свои деньги, а потом, когда дело сдвинулось с мертвой точки, мы собрали остальное. Как бы то ни было, но раз уж леди Апнор умерла, с ее точкой зрения можно теперь совершенно не считаться.
— Как умерла?! Что же ты нам ничего не сказала? И когда? От чего? — Мать подалась вперед, и в глазах ее, как и всякий раз при сообщении о чьей-то смерти, загорелся неподдельный интерес.
— Вы никогда не встречались, потому я и не сказала. Она умерла во сне, в Респрине. Это было еще в прошлом году. Ей шел девятый десяток, так что, сама понимаешь…
— Долго она прожила… — В голосе матери слышались неодобрение и некоторое разочарование. — Ты хоть была у нее на похоронах?
— Нет. В том не было особой необходимости.
— Не было необходимости, говоришь?! Нужно, Джейн, нужно ходить на похороны, даже если у тебя и нет желания это делать. Нехорошо ты поступила.
— Она так ненавидела меня, да и у меня не было особых оснований любить эту женщину. Пойти к ней на похороны было бы лицемерием. Алистер прекрасно меня понял.
— Ты совершенно права, Джейн. Я рад, что у тебя есть свои принципы. А сейчас, если вы прекратите наконец трещать, я поищу что-нибудь интересное. — И похожая теперь на звериную лапку рука отца принялась ловко манипулировать кнопками телевизионного пульта.
Джейн вслед за матерью двинулась на кухню. Мать поставила большой металлический чайник, а затем вдруг как-то сгорбилась, на лице ее отразилась крайняя усталость, в глазах появился блеск загнанного зверя.
— Зря ты так легко с ним согласилась. Нужно было настоять, чтобы он согласился на визит другого доктора.
— Но ты ведь его отлично знаешь, мам! Я сначала созвонюсь с этим доктором, узнаю, как у отца дела, не нужно ли чего. В конце-то концов, пусть сам решает. Не буду же я силком тащить его к специалисту! Его жизнь — ему и решать.
— Не жизнь, пожалуй, а смерть.
— Не надо так, мама!
— Но это правда. И дело не только в нем самом. Обо мне-то хоть кто-нибудь подумал? Могу я хоть раз в жизни настоять, чтобы он сходил к нормальному врачу и как следует обследовался?!
— Не сердись, мам.
— Ты всю жизнь это и говоришь. Пора бы придумать что-нибудь поновее.
— Поновее, чем «не сердись»?
— Делала бы что-нибудь, чтобы не приходилось говорить мне «не сердись». — Она раздраженно зажгла плиту. Джейн вздохнула: даже при таких вот обстоятельствах мать способна затеять самую что ни на есть обычную склоку.
— Я схожу за подносом, — торопливо предложила Джейн.
— Кто бы сказал, как мне со всем этим управиться?! — воскликнула мать неожиданно высоким голосом. Она резко обернулась к дочери, теребя руками кухонное полотенце. Казалось, она и сама несколько смущена своей несдержанностью. Джейн удивленно взглянула на нее. — Я теперь ничего ровным счетом не понимаю. Все эти годы только и желала, чтобы он угодил под автобус… Все эти ссоры, склоки, эта бесконечная ругань, я на него, он — на меня… И теперь вот мне так страшно, что его вдруг не станет, он уйдет и останется такая пустота… — Она в голос заплакала, вытирая слезы кухонным полотенцем.
— Потому что ты любишь его, мама.
— Глупости какие! — Она всхлипнула, попыталась закурить, однако пальцы ее отчаянно дрожали. Джейн взяла у нее коробок, зажгла спичку. — Ты всегда была слишком сентиментальной, Джейн.
— Чего же тут сентиментального? Ведь и он тебя тоже любит, я нисколько в этом не сомневаюсь.
— Он никогда ничего подобного мне не говорил. И если доказывал свою любовь, то весьма странным образом. — Она тяжело опустилась на табуретку.
