От группового изнасилования ее спасла случайность. Между этажами прорвало стояк с горячей водой. Соседка снизу забила тревогу, но честь девушки это не спасло.
Скандал Мирный-старший замял. За отказ подавать заявление Зое были предложены хорошие отступные — мать включили в очередь по пересадке почки, которая ей, как доживающей, не полагалась.
На тот момент совершенно раздавленная психологически девушка не хотела иметь ничего общего с этой семьей и ни словом не обмолвилась отцу об их родстве: Мирный же ее мать не узнал или не захотел узнать. А через месяц выяснилось, что Зоя ждет ребенка.
На аборт жертва насилия так и не решилась. Порывалась несколько раз, приходила в больницу, но в самый последний момент сбегала. Потом стало поздно.
Обеспечивать себя, кормить ребенка и ухаживать за прикованной к кровати матерью не получалось. К тому же очередь двигалась медленно, Полина все больше сдавала, и руководством больницы было принято решение перевести ее в хоспис.
Едва сводя концы с концами, Зоя тянула, сколько могла, но итог был предрешен. Решившись, вновь пошла к отцу. Тогда же девушка узнала, что отец ее новорожденного ребенка ни кто иной, как единокровный брат — тот самый парень, что около года назад открыл для нее дверь в ад.
Мирный обещал помочь, но на своих условиях. Вынудил сына жениться, признать дочь, а Зоя должна была навсегда забыть о каких-либо родственных узах, кроме брачных.
Ради матери девушка согласилась. А потом Мирный- старший стал мэром.
После пересадки Полина прожила еще три года. У них было все: лекарства, сиделки, путевки в санаторий два раза в год, но отвратить неизбежное не удалось. Матери не стало. Зато остался муж, который так и не простил ей принятого их общим отцом решения. Через два месяца Зоя сбежала.
* * *
— Он ненавидит меня, ненавидит Тасю. Винит, что сломали ему жизнь. Я предлагала развестись, заявление хотела подать, но нельзя — даже тень не должна коснуться репутации мэра и его семьи, — с горечью усмехнулась Зоя. — Но хуже всего не это. Другое. Время от времени, когда напьется, он вспоминает тот первый день нашего знакомства и хочет повторения, а я не могу даже кричать — Тася рядом. И рассказать не могу, иначе достанется дочери.
Константин витиевато ругнулся сквозь зубы. Руки вновь сжались в кулаки. Или он вовсе не разжимал их на протяжении всего монолога?
— Почему ты сразу не рассказала? — Чтобы спросить, пришлось несколько раз вздохнуть.
— Я сама во все это верю с трудом, и… Если бы не твоя мама, навряд ли смогла бы… Она у тебя замечательная, — всхлипнув.
Только сейчас Константин заметил, что женщину колотит, что дрожат стиснутые в замок руки, и единственная опора для нее отдающая холодом стена.
— Глупая…
Поддавшись порыву, Костик притянул "воробушка" к себе. Зоя не противилась. Обмякла в его объятьях, отпустив на волю горькие рыдания.
* * *
К общему застолью они так и не присоединились. Сославшись на беспокойный сон дочери, Зоя скрылась в выделенной им комнате, Константин же уединился в кабинете хозяина элементарно не способный на какое-либо словесное общение, тем более позитивное. Вот если бы морду кому набить!..
Мать появилась спустя минут сорок, когда Костик расправлялся с третьей по счету бутылкой пива.
— Рассказала, да? — присев на краешек стола, погладила сына по голове.
Мужчина кивнул.
— И что ты думаешь?
— А что тут можно думать? Убил бы скотину, так, ведь, посадят же, — играя желваками.
— Молодец. Не позволяй глупым мыслям туманить разум.
— Сейчас они не кажутся такими уж глупыми. Вот почему так? Почему всегда страдают… — Константин в сердцах выругался, хотя при матери всегда старался сдерживаться.
— Костя…
— Что "Костя"? При всей банальщине, но человечество прогнило насквозь! Нас пора истреблять! — в запале.
— Кого ты собрался истреблять, сын? — Эмиля убрала руку с его головы. — Зою, Тасю, меня или, быть может, Сонечку? Не все вокруг черно, ты знаешь. Просто зол.
— Не просто, мам! Не просто! Это… — взбунтовался Константин. — Да мы не видим ничего вокруг, только себя любимых. Даже я проехал мимо! Посмотрел, как она мокнет под дождем и проехал! Потому что устал, потому что торопился, потому что не хотел выходить из уютной, сухой машины! Да какая разница почему? Я проехал и своим безразличием погубил их!
— Прекрати! Слышишь?! Не смей так говорить! В той аварии нет твоей вины! Ты не мог знать, что так выйдет!
Эмиля разозлилась. Соскочив со стола, заметалась по комнате.
— Сколько можно изводить себя, Кость?! — не позволив ему запротестовать. — Это ты вернулся обратно! Это ты вытащил девочку из искореженной машины! Это благодаря тебе она до сих пор живет!
— Да, живет, но как? Инвалид до конца дней! Сирота! — Костик вскочил на ноги. — А если бы я сразу остановился, если бы подобрал их…
— Хватит! — прикрикнула Эмиля. — В жизни много всяких "если" и предугадать все невозможно. Учись жить с тем, что есть! Нельзя быть ответственным за всех!
— Знаю.
Он рухнул обратно в кресло. Залпом прикончил остатки пива. Посмотрел на мать.
— Прости… Все один к одному, — каясь.
Эмиля смягчилась.
— Дима обязательно им поможет.
— Нет, не Дима, мы! Я хочу принимать в этом участие! Хочу видеть, как он поплатится.
Мать покачала головой:
— Никто не поплатится, Кость. Никто этого не допустит. Думаешь, Зое нужен скандал? Нет. Ей нужна свобода. Быстрая. Чтобы забыть все и жить дальше. Тебе придется принять это, если, конечно, ты думаешь о них, а не о себе.
— Батюшки, у вас такие лица, словно меня в горячую точку отправляют. На передовую. Расслабьтесь уже, честное слово, — посоветовал Михалыч родне, щелкнув жену по недовольно сморщенному носику. — Я воевать не собираюсь.
— И все равно мне это не нравится! Почему обязательно один? Почему не взять с собой кого-нибудь? — заигрываний мужа Эля не оценила.
— И связать себя по рукам и ногам?
— Почему обязательно связать? Нельзя же все самому делать?
— Можно.
— Боже! Какой ты упертый! И как меня угораздило выйти за такого?! — всплеснула руками Эмиля.
— Потому и угораздило, что кто-то очень старался, — не остался в долгу Михалыч.
— Старался он! Да лучше бы не старался!
Мать обиженно мечется перед дверью, словно вознамерилась не выпускать мужа из дома. Костик отвернулся. Все это он уже видел. Даже участие принимал в споре, но переубедить Михалыча, что сдвинуть Эверест — невозможно!
