Рука его скользнула выше, и пальцы нащупали тут же напрягшийся сосок.
— Мы займемся любовью в спальнике?
— Нет, elskling, я просто поласкаю тебя, расслабься.
Лидии трудно было себе представить, как можно расслабиться под его прикосновениями.
— Закрой глаза. Сосредоточься на ощущениях, — нежно направлял ее Джейк.
Его движения были медленными, упоительными, легкими, словно касание пушистого снега, и, когда его указательный палец ласкал ее соски, девушка почувствовала, что ей становится жарко. Когда рука Джейка скользнула в низ живота, она раздвинула бедра, поощряя его намерения. Плоть ее уже увлажнилась, и Лидия с нетерпением ждала, когда же он коснется ее.
Джейк удовлетворил ее желание. Он ласкал ее, пока волна дрожи не прошла по ее телу.
— А сейчас открой глаза, elskling, — прошептал он. Лидия повиновалась. И в полной темноте увидела ледяной витраж на потолке, освещенный бирюзовым светом, пробивающимся сквозь толщу льда. Свет мерцал и подрагивал в такт с волнами наслаждения, проходившими по ее телу. Наконец волны слились в мощнейшем цунами удовольствия, которое с головой охватило Лидию.
— Джейк, — позвала она и, не обращая внимания на холод, позабыв все разумные советы, обхватила его лицо руками и крепко поцеловала в губы.
Он привез ее сюда, буквально на край земли, и заставил пережить наслаждение неслыханной силы, о возможности существования которого она даже не подозревала.
Когда Лидия пришла в себя и расслабилась, Джейк лег рядом с ней на спину и крепко обнял. Она положила голову ему на плечо и обхватила его рукой. Она было просунула пальцы под его термобелье, но мужчина остановил ее, накрыв ее руку своей поверх ткани.
— Но, Джейк!
— Считай, так я отблагодарил тебя за вчерашнее удовольствие, — тихо пояснил он. — А если ты действительно хочешь сделать мне приятное…
Он на мгновение замолчал, и девушка подбодрила его:
— Что, Джейк?
— Расскажи мне, почему такая одаренная художница, как ты, растрачивает свою жизнь, свой талант и работает юристом.
— Долгая история.
— А я никуда не тороплюсь. — Джейк легко поцеловал ее в лоб. — Ну же, милая, объясни мне.
— Мои родители… — начала было Лидия и запнулась. Ну как, как можно рассказать ему, что ее родители хотели мальчика, и разочарование всегда читалось в их глазах, когда они на нее смотрели — на нее, ошибку их жизни. Кстати, этот факт вовсе не служит оправданием ее слабоволия. Плохому танцору ноги мешают. — В общем, не важно, — закончила она.
Джейк еще крепче прижал ее к себе:
— Думаю, важно. Иначе ты не пряталась бы так от мира. Говоришь, родители?
Лидия вздохнула:
— Они всегда хотели как лучше. Заботились о моем же благополучии. — Именно этим она утешала себя на протяжении всей жизни. — Ведь ты знаешь, художников вокруг пруд пруди. Я могла потратить годы, но так ничего и не добилась бы. И денег на жизнь вечно бы не хватало. Прозябала бы в каких-нибудь трущобах. А так я пошла по стопам родителей. Как они и говорили, у меня стабильная работа и стабильные доходы. Не нужно бояться, что нечем будет за квартиру заплатить, если вдруг окажешься без заказов. Стабильность и финансовое благополучие.
— И ненавистная работа.
— Ну, на самом деле ненавистной я ее, конечно, не назвала бы.
— Но ведь ты несчастна.
— Возможно, и так.
Спорить с этим было трудно.
— Хорошо, зайдем с другого бока. Если бы у тебя появился шанс начать все сначала, ты поступила бы иначе?
Лидия кивнула:
— Да. Я бы стала изучать искусство, а не экономику. И пошла бы учиться живописи.
— Думаю, твой преподаватель рисования видел, что ты талантлива. Почему не заступился за тебя, не поговорил с родителями?
— Она пыталась. Но мой отец, как бы это сказать, не очень мягкий человек. Его трудно переспорить. Он практически всегда выходит победителем — хоть в суде, хоть где бы то ни было. Он мастерски умеет играть словами. — Девушка вздохнула. — Наверное, мне стоило восстать против его воли и послушаться веления сердца. Но я же была еще почти ребенок, я всю жизнь провела рядом с родителями, привыкла доверять их мнению. Кто-то другой на моем месте бросил бы вызов. Но я всегда хотела, чтобы родители мной гордились.
Она мечтала услышать от них похвалу, увидеть довольные улыбки на их лицах. Она должна была доказать, что ничуть не хуже, а даже лучше, чем мог бы быть сын, вместо которого ее угораздило родиться.
— А ты считаешь, они не гордились тобой?
Это было очевидно. Но объясняться Лидия не желала. Она все знала сама и не нуждалась ни в каком анализе со стороны. Поэтому она попыталась отвертеться от разговора:
— Джейк, какая разница. Я уже давно все переросла.
— Раз до сих пор не можешь говорить об этом вслух, значит, не переросла.
Не стоит ли открыться ему? Ведь нужно давать выход эмоциям, чтобы они не спалили тебя изнутри.
— У моих родителей… были довольно высокие требования.
— Насколько высокие? — мягко уточнил Джейк. — Не забывай, я видел твое личное дело. У тебя красный диплом. Куда уж выше-то?
— По баллам могло быть и выше, — вырвалось у Лидии.
— Что ты имеешь в виду? Какие баллы?
На какое-то время воцарилась тишина, которую никто не нарушал. И вдруг Лидию будто прорвало:
— Знаешь, каждый раз, когда я возвращалась с какой-нибудь контрольной или с экзамена, отец обязательно спрашивал, как дела. Ему недостаточно было услышать, что я справилась лучше всех на курсе. Он выяснял, сколько баллов я набрала. И почему не смогла получить максимальный балл.
Джейк пробормотал что-то на норвежском. Слов девушка, конечно, не поняла, но по тону ясно было — он выругался.
— На самом деле отец просто хотел, чтобы я использовала весь свой потенциал. Он знал, я способна на большее, и заставлял стремиться к большему. И я занималась еще усиленней, Джейк, и именно поэтому получила красный диплом. Потому что отец довел меня до максимального уровня, на какой я только была способна.
— Нет, Лидия. Он действительно довел тебя. Но в другом смысле. Благодаря ему, у тебя развился сильнейший комплекс неполноценности. Ты не веришь в себя. Ты судишь о себе с точки зрения отца-перфекциониста и всегда недовольна результатом.
— Просто я трезво смотрю на вещи. Да, я хорошо справляюсь со своей работой, хорошо, но не идеально. Можно гораздо лучше. Но у меня нет желания стремиться к этому идеалу.
— Потому что тебе не интересна твоя работа. Но ведь есть еще искусство!
— Боюсь, и здесь я не блещу целеустремленностью. Иначе давно бы чего-то достигла, так ведь?
