Я вздыхаю.
У меня внезапно падает настроение, сильно падает. Я могла бы сказать, что впала в депрессию, хотя это не то слово, которое я с легкостью употребляю. Вчера мне удалось занять себя на целый день и не думать о так называемых друзьях, оказавшихся предателями. Весь день я провела в саду, энергично сгребая листья и траву, готовя сад к зиме. Никто не позвонил. Я так и знала, что не позвонят. Дейзи будет отмалчиваться целую неделю, а затем позвонит как ни в чем не бывало, такая у нее манера. Мужчины, возможно, вообще уже позабыли, о чем говорили, это вполне в их духе. Они предоставят Конни наводить мосты и восстанавливать дружбу, но вчера она должна была уехать фотографировать в Нортхемптон, так что у нее не было возможности поговорить со мной. Она позвонит сегодня. Я не стану с ней разговаривать. Нет, конечно, не стану. После такого наглого поведения. Больше никогда!
Я снова тяжело вздыхаю. Мысленно перебрав свои обязанности на сегодня, я понимаю, что мне предстоит не такой уж загруженный день.
Я устала. Почти не спала после той ссоры за воскресным обедом. Как Дейзи посмела! Как все они посмели! Так грубо вмешиваться в чужую жизнь! Я никогда не осмелилась бы поступить подобным образом. Мое сердце снова сильно забилось. Прошлой ночью оно билось так сильно, что мне пришлось встать с постели, пройтись по дому и выпить стакан воды, чтобы немного успокоиться. Они поняли бы, что натворили, если бы у меня случился сердечный приступ или удар. Смерть от возмущения. «Растрачиваю впустую свою жизнь». Какая наглость! Что заставляет Дейзи считать, будто ее жизнь более стоящая по сравнению с моей? Мне совершенно очевидно, что последние шесть лет она живет словно в заключении, и сама знает об этом. Она может сколько угодно утверждать, будто все их с Саймоном путешествия и удовлетворение от работы, которое они испытывают, что-то значат в жизни, но я могу возразить, что все это тускнеет и становится незначительным по сравнению с воспитанием детей. И она должна признать мою правоту, иначе зачем она так старается пополнить свою собственную семью? Что касается Конни, она стала совершенно невыносимой с тех пор, как завела свое дело. Только потому, что ей удается сочетать успешную карьеру и материнство, она вообразила себя владычицей вселенной. Раньше она не была такой привередливой. Ужасно!
Глаза защипало, а в затылке утвердилась пульсирующая боль.
Нельзя сказать, что прежде, до воскресенья, меня ужасало поведение Конни. Обычно она довольно мила: всегда восхваляет меня и утверждает, будто я своим примером заставляю других матерей испытывать угрызения совести. И до воскресенья я всегда ужасно жалела Дейзи и Саймона, потому что они с радостью пожертвовали бы своими экзотическими путешествиями ради возможности оказаться по колено в подгузниках.
Но как они могли так жестоко поступить со мной? Почему они такие злые?
Вдруг я замечаю, что прошла мимо дома, и с удивлением обнаруживаю, что стою около местного «Старбакса». Внутри несколько служащих офисов в щеголеватых костюмах поспешно допивают двойной эспрессо, прежде чем спуститься в метро. Там же и пара мамаш с малышами, еще не научившимися ходить. Дети ползают по полу кафе, такого я не допускала никогда, даже когда смертельно уставала после тяжелой бессонной ночи — это негигиенично. Двое человек читают газеты. Я завидую им: они выглядят невозмутимыми, словно время дано им, чтобы его расточать, а не заполнять чем-то, и оно не пролетает мимо, как у меня.
Может, присоединиться к ним? Ведь я не позавтракала. Я испекла мальчикам блины, так что времени на себя не осталось, и теперь немного проголодалась, а после пары бессонных ночей кофе латте, возможно, слегка меня приободрит. Я тотчас же испытываю чувство вины — дома в буфете стоит превосходный бразильский кофе, я могла бы просто вернуться домой и сделать чашечку. Довольно нелепо сидеть в одиночестве в кофейне. Охваченная внутренней борьбой, я все же заказываю латте и сдобную булочку с корицей, затем усаживаюсь у окна.
Превосходный день для сушки белья — теплый и ветреный. Яркий осенний солнечный свет расплескался по тротуару. Я ощущаю мимолетное удовлетворение при мысли, что утром, до ухода в школу, успела развесить белье. Не многие мамы могут похвастаться подобной организованностью. Погружаясь в просторное кресло, я постаралась расслабить плечи. Почти двое суток я ходила подняв их до ушей.
Я попыталась думать о приятном — школьный семестр начался хорошо, царит относительное спокойствие. Только Себастьян ворчит, что мне не следует встречать его у школьных ворот (нелепо добиваться такой самостоятельности в его возрасте, когда невозможно шага ступить, чтобы не наткнуться на педофила или шофера-лихача). Мальчишки возвращаются из школы домой грязными, усталыми, пропахшими потом и устраиваются перед телевизором. Съедают несколько порций тостов, выпивают большие кружки молока, а затем я заставляю их сделать что-нибудь полезное, пока готовлю горячее.
Я погружаюсь в размышления. «Жестоко» и «отвратительно» — не те слова, которые я привыкла ассоциировать с Дейзи и Конни. По крайней мере, с тех пор, как мы с Дейзи перестали драться из-за кукол. Что именно они сказали? Растрачиваю попусту свою жизнь. Я помню это совершенно отчетливо даже сквозь неразбериху двух бессонных ночей. Мне хотелось бы забыть эти слова, но не могу. Обвинение впилось в меня, словно комариный укус, и я ничего не могу поделать — разве что расчесать его. Надо отдать должное Конни, она заметила, что я потрясающе много делаю для близнецов. О чем она спросила меня? Что я собираюсь делать потом?
Кофе, сначала казавшийся вкусным, вдруг оказывается горьким. Я хватаюсь за булочку и откусываю огромный кусок в надежде избавиться от неприятного привкуса. Булочка не помогает — в горле у меня пересохло, и я не могу ее проглотить. Я жую, жую, жую и, наверное, похожа на огромную корову, жующую траву.
Они хотели поговорить со мной о моем будущем. Их голоса нашли путь, чтобы проникнуть в мое сознание. Прошлой ночью, пребывая во мраке отчаяния и жалости к себе, я смогла отфильтровать участие и жалость из их слов. Я проигнорировала их уверения, будто они думают обо мне и желают мне добра. Прошлой ночью было легко сердиться и возмущаться и, что еще более важно, продолжать избегать того, на что они пытались обратить внимание. Но при дневном свете, когда солнечные лучи потоком лились в окно, было не так просто делать вид, будто ничего не знаешь.
У меня действительно нет будущего.
Финансово я в достаточной мере обеспечила себя, хотя нельзя сказать, что пребываю в изобилии. Когда Питер ушел, он выплатил ипотеку за наш дом. Он был огромным. Я продала его и купила себе и детям значительно более скромное жилище, а большую сумму денег вложила в гарантированные акции. Надеюсь, что не закончу жизнь нищенкой. Но как я представляю свое будущее?
