Николь вынула из кармана халата пакет с какими-то бумагами, положила на столик около постели Айрин и направилась к двери.
— Николь… подожди.
— Не надо ничего говорить сейчас.
— Кое-что я хочу сказать. — Айрин прослезилась. — Я очень люблю тебя.
Они обнялись. Айрин увидела, что Николь еле сдерживает рыдания.
Айрин почувствовала невероятное облегчение. Николь много значила для нее, их размолвка тяготила ее. Теперь все будет по-прежнему. Слова Николь обрадовали ее. Значит, Дональд не врал, он действительно не спал с ее сестрой, Неприязнь к нему мгновенно испарилась. И Айрин в приподнятом настроении вышла из дома.
— Я пришел только затем, чтобы сказать, что не хочу иметь ничего общего ни с тобой, ни с кем-либо из твоих родственников. Надеюсь, это ясно?
— Вполне. Можешь поверить, у нас тоже нет никакого желания общаться с тобой. А у меня лично тем более, — заявила Айрин.
Дональд опешил. Он ожидал все что угодно, только не это. Был готов к очередной лжи и притворству, оправданию своих поступков, фальшивому раскаянию. Но Айрин была как никогда спокойна и сурова.
— Я объясню, зачем вызвала тебя. Мне нужна твоя помощь, Дональд.
— Послушай, между нами…
— Я не хочу говорить о том, что было между нами. Мне это уже не интересно, и это не имеет никакого значения. Я попросила бы тебя больше не возвращаться к этой теме.
Дональд окончательно растерялся. Айрин всегда удается сбить его с толку, вывести из равновесия. Он уже не знал, как вести себя с ней.
— Давай наконец перейдем к делу. По-моему, мы оба нуждаемся в помощи. И так уж получилось, что, кроме нас двоих, никто нам эту помощь оказать не может или не хочет. Единственный выход — помочь друг другу. Возможно, это не очень приятно как для тебя, так и для меня тоже, но по-другому выйти из положения невозможно. Надо для начала просто это признать.
— Что ты имеешь в виду?
— Я говорю о том, что мы оба хотим разобраться в этой истории десятилетней давности, разве нет?
— Ты ошибаешься, я…
— Перестань, пожалуйста, Дональд, — мягко перебила она, — где мы виделись в последний раз?
— В библиотеке, но это ничего не значит.
— Не обманывай хотя бы самого себя. Тебе не дает покоя то, что произошло десять лет назад, и мне, признаюсь, тоже.
Дональд не знал, что ответить. Он чувствовал, что вопреки всему хочет довериться ей.
— Что ты предлагаешь? — тихо спросил он.
— Провести расследование. Я хочу знать правду.
— Разве она не известна?
— Мне кажется, что нет. Да и ты, по-моему, пришел к тому же мнению.
— Это странно… но ты права. Я действительно сомневаюсь… или очень хочу сомневаться.
— Почему? — удивилась она.
— Из-за тебя.
Они посмотрели друг на друга. Айрин боялась поверить тому, что услышала.
— Не надо говорить об этом сейчас, — попросила она, — эмоции нам помешают.
— Как ты себе представляешь это расследование?
— Начнем с наших собственных воспоминаний о том, что случилось. Ты знаешь больше, ведь меня дома не было. Мы с Николь провели тогда месяц в Греции у знакомых. Когда мы уезжали, прочность отношений между родителями казалась несомненной.
— Неужели? — Это удивило Дональда.
— Они были женаты двенадцать лет, и многие считали их идеальной парой.
— В самом деле? — полюбопытствовал он.
— Они не были безумно влюблены друг в друга, но были вполне счастливы вместе. Мама играла в теннис и занималась благотворительностью, а отец с головой окунулся в работу. Они почти никогда не ссорились. Мама, правда, обижалась, что отец не любит сопровождать ее на многочисленные светские приемы, но он очень уставал и к вечеру был как выжатый лимон. Отец довольно замкнутый человек, и ему постоянное пребывание на людях не доставляло удовольствия, а мама без этого жить не могла. Вот единственное разногласие… Больше я ничего не припомню. Они иногда ссорились из-за нас, но это было несерьезно.
— И это все? — Дональд был озадачен.
— Пожалуй, да. Когда мы вернулись из Греции, няня сообщила нам, что родители решили развестись. Больше нам так ничего и не объяснили. О том, что послужило причиной, я узнала случайно из разговора мамы с нашей няней Джинни. Они говорили о том, что у отца кто-то есть. До того, как мы встретили тебя на пароходе, это было единственным, что я знала о событиях тех лет.
— Но ты знала, что это моя мать?
— В том-то и дело, что нет. Я не знала ни имени, ни фамилии любовницы отца. От нас все скрывали. Отец уехал, а мать никогда не заговаривала на эту тему. Теперь ты понимаешь, почему я пошла в библиотеку?
— Допустим. Но если все это правда, как объяснить то, что произошло на пароходе? Николь мне все рассказала, — упорствовал Дональд.
— Я не хотела об этом говорить, но если иначе тебя убедить нельзя… Николь знала то, чего не знала я. Мама была с нею более откровенной. Познакомившись с тобой и боясь, что, узнав, кто мы такие, ты не захочешь разговаривать с нами, она скрыла это и от тебя, и от меня.
— Но Николь сказала, что все было наоборот. Это ты…
— Я знаю. Сегодня она мне во всем призналась. Она начала ревновать и решила разлучить нас таким образом.
— Значит… она меня обманула?!
Дональд начал понимать странное поведение Николь в тот день, когда она осталась в его квартире на ночь… Она все подстроила. Каким же он был дураком, что не догадался! Николь умнее, чем он думал, гораздо умнее. Сначала он рассердился, но потом испытал нечто вроде уважения к Николь. Как тонко она все это провернула, он даже ей поверил. Но что могло заставить ее признаться Айрин? Скорее всего она поняла, что никогда его не любила.
Дональда это уже не слишком волновало. Он наконец вздохнул с облегчением, радуясь, сам не зная, чему. На какой-то миг он даже забыл, чья дочь Айрин, с такой нежностью вновь потянувшись к ней. Доверие было почти восстановлено. Но это «почти» всегда будет между ними.
— Айрин, я согласен с тобой. Мы должны докопаться до правды.
Она улыбнулась. Дональд вспомнил, когда видел эту ее улыбку — под звездами, совсем близко к ним, они плыли, держась за руки, и были ближе, чем когда-либо.
— Я знала, что ты меня поймешь.
— Если бы я мог знать, что это неправда…
— Сейчас это неважно.
— Хорошо. Но ты действительно не знала о моем отце?
— Нет. Николь сказала мне в наш последний вечер на пароходе.
— Об этом писали тогда все газеты.
— Мать не показывала их нам.
— Естественно, я должен был об этом подумать. Тебе ведь было всего девять лет, — сокрушенно вздохнул Дональд.
