— Я рассказала тебе все, что знаю. Теперь твоя очередь.
— Пойми меня, Айрин… это слишком тяжело.
— Кто знает, может, тебе станет легче… Попробуй, — подбодрила она.
— Мои родители не очень любили друг друга… Точнее, просто едва выносили. Они жили вместе ради меня… или ради своей репутации.
— Ты говоришь о матери?
— Да, о ней… Для нее это было частью имиджа. Мать всегда хотела казаться публике и поклонникам образцом добродетели. В журналах печатали фотографии, где мы втроем — просто эталон счастливого семейства. Я всегда жалел своего отца. Его карьера не очень удалась, но он любил меня. Я для него был важнее работы, в отличие от матери. Та вечно была занята и отсутствовала месяцами.
— Она не интересовалась тобой? — удивилась Айрин.
— Да нет, не могу этого сказать. В раннем детстве… лет до четырех она была всем для меня. Но потом, когда мать вдруг прославилась, получив первого «Оскара», она проводила со мной все меньше времени. Кончилось тем, что она жила только своей работой.
— Это твое мнение?
— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Дональд.
— Может быть… тебе кто-то внушил эту мысль?
— Я понимаю, к чему ты клонишь, но…
— Есть много способов вызвать к себе жалость своего ребенка, вдобавок пробудив в нем неприязнь к другому родителю. Для этого не обязательно действовать прямо, можно идти от противоположного — ни на что не жаловаться, изображать стоицизм и проявлять великодушие и терпимость. Эффект будет тот же — один из родителей предстанет в глазах ребенка мучеником, а другой — тираном.
— Мой отец никогда дурного слова не сказал в адрес матери, наоборот…
— Это как раз подтверждает то, что я сказала.
— Но зачем?! Я не могу этого понять.
— Это своеобразная месть. Месть неудачника. Твоя мать была звездой, а отец немногого добился на том же самом поприще. Ребенок — удобный повод для сведения счетов.
— Айрин, ты не знала ни одного из них. Как можно делать такие выводы? — возразил Дональд.
— Просто я предположила, и больше ничего… По твоим глазам вижу, что на самом деле ты не так уж уверен в обратном.
«Это абсурд, — подумал Дональд. — Отец не способен на низкие и мелочные чувства». Но что-то против воли заставило его отбросить эмоции и задуматься над словами Айрин. Когда отец покончил с собой, ему было двенадцать лет. Что, в сущности, он знает о своем отце? Только то, что тот сам о себе говорил. Тогда его доверие к отцу было беспредельным. Но могли он объективно оценить ситуацию в таком возрасте? Какова бы ни была правда, надо ее выяснить раз и навсегда. Он не позволит больше болезненным воспоминаниям сбить себя с толку.
— Хорошо, — с усилием произнес Дональд, — не буду сейчас спорить. Мне известно далеко не все.
— Рассказывай дальше, — твердо сказала Айрин.
— Перед тем, что случилось с отцом, — его голос дрогнул, — мать сильно изменилась. Она всегда прекрасно владела собой, но вдруг превратилась в сплошной комок нервов. Я сразу понял — в их отношениях что-то изменилось. Но я не подозревал, насколько это серьезно.
— Ты знал о моем отце и их связи?
— Узнал за день до смерти папы. Мать отправила меня к прадеду в Кливленд, а он почему-то прятал от меня газеты, не давал слушать новости по радио, отключил телевизор. Тогда я ничего не понимал… а когда понял, было уже поздно.
— Что ты имеешь в виду?
— Я не смог ему помочь…
Дональд с удивлением обнаружил, что по его щекам текут слезы. Когда он смотрел на умирающего отца, то глаза его оставались сухими. Почему же сейчас…
Айрин сжала его руку с такой нежностью, что сдерживаемая боль окончательно вышла наружу. Дональд испугался, что сейчас задохнется от беззвучных рыданий. Прошло несколько минут, прежде чем он успокоился. Дональд оглядел кафе и облегченно вздохнул, заметив, что, кроме них двоих, в дальнем углу сидели только несколько школьников, увлеченных своим разговором.
— Все в порядке? — спросила Айрин. — Тебе легче?
— Да.
Дональд действительно почувствовал себя лучше, как будто потихонечку начали заживать старые рубцы.
— Не надо винить себя. Ты ничего не мог сделать.
Дональд внезапно понял, что долгие годы винил себя понапрасну. Сейчас он понял, что терзать себя глупо. Если отец не хотел больше жить, он все равно сделал бы это. Его поступок был осознанным и непоколебимым решением, а не импульсивной выходкой. Что мог сказать ребенок сломленному жизнью человеку?
— Так что же случилось дальше? — мягко спросила Айрин, видя, что Дональд понемногу пришел в себя.
— Я нашел одну газету, из которой узнал то же, что и ты в библиотеке. Когда я увидел газету, выпавшую из твоих рук на пол, я просто опешил. Тогда, десять лет назад, прочтя этот номер, я бросился домой… вошел в сад, услышал выстрел и побежал к беседке… Отец лежал, задыхаясь и истекая кровью… неподалеку валялся пистолет. Я подошел, взял его за руку… и услышал его последние слова… Он сказал, что всегда любил мою мать. Потом закрыл глаза и потерял сознание. Я кинулся звонить в больницу, но к приезду врачей он был уже мертв.
— Самоубийство не вызывало сомнений?
— Никаких, — уверенно ответил Дональд.
— Извини, но тебя ничего не насторожило?
— Не понимаю, о чем ты.
— Я читала, что твой отец начал хлопотать об опеке над тобой… и бракоразводный процесс был его инициативой. Почему же так вдруг…
— Айрин, он просто не выдержал. Отец думал, что у него хватит сил, чтобы бороться, защищать свои силы и мои интересы… но он ошибся. Случившееся его опустошило. Он очень любил ее… Заслуживала она этого или нет, но это так. Отец мог догадываться, но убеждал себя, что это неправда, но когда все вышло наружу таким образом… это его просто добило.
Они немного помолчали. Затем Айрин спросила:
— Ты никогда не скучал по матери?
— Очень редко.
— Ты винишь только ее?
— Я ее презираю, — твердо сказал Дональд.
— Так же, как моего отца?
— Да. Ты ведь хочешь знать правду?
— Ничего, кроме правды, Дональд. Я знаю, что ты поступил в частную школу и отказался от свиданий с матерью.
— Я не мог ее видеть.
— А как она это восприняла? — Айрин хотелось узнать от него как можно больше подробностей.
— Не знаю. Она консультировалась с психиатром, и, кажется, тот сказал ей, что лучшее, что она сейчас может сделать, — оставить меня в покое. Она уступила. Я уехал в школу, а она покинула страну. Я знаю, что она чуть ли не каждую неделю звонила в школу, но я отказывался с ней говорить. Каникулы я проводил у друзей. Она же продолжала звонить вплоть до выпускного вечера.
