Раздалось недовольное пыхтение, несколько щелкающих звуков, скрип, треск — и входная дверь распахнулась, впуская в комнату мороз. Благо, что пальто мое было при мне — замерзнуть не успела. Да и шапка нашлась.
Алессандро Кваттроки — а это был именно он — ввалился в комнату, тяжело дыша. Мужчине дорога по сугробам и скачки через заборы явно дались не очень легко. Или же он просто мерз. Все-таки привык к другому климату.
Черные холодные глаза-сверла на миг уставились на меня, вызывая странное сосущее чувство в животе. А потом мне резко скомандовали:
— Потом договорим, Нора. Не хочу здесь оставаться ни секунды.
Меня молча ухватили за руку и потащили к калитке. Ну нет, я через забор прыгать не буду!
— Подождите, тут есть более удобный путь!
Теперь уже я тащила собеседника в противоположном направлении. Показывал мне Витька это место. Случайно не найдешь — замаскировано хорошо, но дырка в ограде приличная, мы оба не толстые, пролезем! За домом, конечно, снега едва не по пояс. Ругаясь почем свет, Алессандро, однако, пошел первым, позволяя мне указывать дорогу и идти уже по проторённому пути.
Вот тут… да, вот за сараем. Одна доска хитро отходит. Эта? Нет, но где-то рядом была… да, точно, здесь ещё гвоздь со шляпкой толстой и кособокой был!
— Вот оно! — вскрикнула ликующе, чувствуя, как в копчике начала снова разливаться боль.
— Дай я, — безапелляционно заявил мужчина.
Зацепился рукавом дорогого пальто, снова выругался, но доску отодвинул. Сначала пропихнул меня, потом вылез сам и аккуратно задвинул доску назад.
Ах да, дверь мы за собой, конечно же, тоже закрыли. Если Витька заявится сюда — пусть хорошенько подумает, что произошло и понервничает!
— Уй, — чуть не споткнулась от обжигающей боли пониже поясницы. Ноги раскорячились.
— Стой на месте, — раздался голос обогнавшего меня итальянца.
Мужские шаги приблизились, а потом… меня дернуло и закачало. Взгляд уткнулся в черную плотную ткань зимнего пальто, а ноздри защекотал запах чужого парфюма — едва уловимый и оттого не такой противный.
— Алессандро, что вы…
— Не могу смотреть, как вы пыхтите и морщитесь. Поедем в больницу. Чезу позвоните в моего телефона, — коротко отрезал итальянец.
Не знаю, что было у него на уме. Меня усадили на переднее сиденье роскошного машиномонстра, сели за руль — машина была припаркована недалеко от участка, но так, что заметить её сразу было бы сложно. И… мы понеслись.
Меня почти не трясло — ну разве что от нервов. Хотя… девушка я не нервическая, все происходящее обычно воспринимаю с юмором, но тут просто как-то навалилось…
Навороченный телефон Алессандро исправно выдавал суровое «Занято». А изъерзалась.
Только с пятого раза, наконец, раздались длинные гудки, а потом раздраженное:
— Сандро, если ты снова начнешь мне сейчас внятно не объяснишь, куда дел мою невесту, я буду с тобой уже в другом месте разговаривать и другими методами. Ине говори мне, что ты тут не при чем! Я-то думал, что мы между собой уже все выяснили!
Не думала, что когда-нибудь услышу от Чеза такой тон — ледяной, злой, резкий.
Вот только даже эти слова вызвали на лице широкую улыбку.
— Чез… — шепнула, стараясь не расплакаться от накатившего ощущения безопасности, — это я, Нора. И твой кузен меня не похищал, а наоборот — выручил.
Молчание. Такое давящее, что на мгновение мне вдруг почему-то стало страшно.
А потом раздалось спокойное:
— Где вы? Как ты себя чувствуешь? Я к вам сейчас приеду. — И куда-то в сторону, — Марк, отбой, отзывай своих, Нора нашлась.
— Едем в больницу…
— Центральная, на этой… Шьяшкова, — подсказал Кваттроки.
— На Шашкова, — послушно повторила, — ничего такого, но я поскользнулась и ударила копчик…
В трубке послышалось непереводимое бормотание.
— Я скоро буду, Нора, — донеслось до меня спокойное, — там поговорим, — зловеще закончил Чез, — Сандро, искренне надеюсь для твоего же блага, что все именно так, как говорит Нора. Птичка, главное не переживай, все решим, — это уже мне, — до скорого.
Мой водитель закатил глаза.
Копчик изнывал от предчувствия новой порции веселья.
Часть 11. Не драконьте итальянцев
Приехали мы вовремя. Вовремя — это значит, что смыться в кабинет врача я успела быстрее, чем увиделась с Чезом. Что-то его задержало — но в этот раз пробкам на наших дорогах я была рада, как никогда.
Так, лучше не вспоминать, что мне делал врач! Вернее, сначала сделали рентген, а потом отправили к здешнему мануальщику. Который исключительно из соображений врачебной этики надо мной не ржал, вправляя свернутый — уж не знаю, к счастью или нет — не сломанный — копчик.
Три минуты позора — и я свободный человек.
— Спасибо, — говорю, чувствуя, что ещё немного — и от этого проклятого смущения провалюсь сквозь землю!
Ух, Витька, да я за одно это с тебя шкуру спущу!
— Осторожнее прыгайте по крышам и заборам, Нора. Здоровья вам, надеюсь, что в следующий раз увидимся нескоро, — усмехается немолодой уже и опытный врач.
Выхожу в приподнятом настроении — ничего не болит и не тянет, во всем теле — легкость и небывалое воодушевление. За окном уже совсем тьма — глаз выколи. Кажется, девятый час. Повезло ещё, что врачи здесь работают допоздна. А то пришлось бы до завтра мучиться.
— Нора… — в коридоре ко мне шагает Чез.
В расстегнутом пальто, со съехавшим шарфом и блестящими от тревоги слишком черными глазищами.
Он пересекает в несколько шагов разделяющее нас пространство и подхватывает меня на руки, крепко прижимая к себе.
— Я волновался, — чужое дыхание мерно щекочет шею.
Я не пытаюсь отбиваться — только смущенно вожусь, потому что хоть пациентов и невидно, все равно в общественном месте устраивать обнимашки не хочется.
— Знаешь, я тоже, — нервно хмыкаю.
— Твой телефон у этого подонка? — ровно интересуется Чез, который продолжает нести меня вперед по коридору — и дальше — в лифт, в холл — мимо оборачивающихся немногочисленных посетителей — и на улицу.
— Наверное, да. У Витьки, — бурчу, расслабляясь.
Есть все же нечто совершенно умиротворяющее в этих объятьях дорогого тебе человека.
— Скоро вернем, — пообещали мне, запихивая на переднее сиденье автомобиля.
— А где твой четырехглазый родственник? — интересуюсь.
Чтобы этот Сандро — да все пропустил?
— Уехал по делам, — Чез не кажется недовольным расспросами, скорее, слишком напряженным и взбудораженным.
— Серьезно? — хмыкая, изгибая бровь.
— Мать и отец уже в курсе этого неприятного инцидента. Виктору и его друзьям крайне не поздоровится, — отвечает совсем не на тот вопрос Чез.
— Че-ез? — мы стартуем.
Довольно резко. Похоже, за меня и правда переживали.
— Все хорошо, Нора, — на лице Чеза — ровная, застывшая улыбка. Так-так, дело что-то принимает неприятный оборот, господа.
Кто-то слишком сильно переживал?
— Надеюсь, ты будешь не слишком сильно волноваться, если больше не увидишь своего… этого Виктора? — мой итальянец сосредоточенно смотрел вперед.
Эй, что это ещё за разборки в стиле девяностых?
— Чез, вы его не убьете в темной подворотне, надеюсь? — не то, чтобы я стала плакать по Витьке, но…
— Ни в коем случае, — невозмутимо откликнулся мужчина.
Дорога пыла полупустой, ехали мы быстро. Скоро будем дома.
— И? — клешнями из него сегодня что ли вытягивать?
— Он просто ответит по закону. На него подано заявление в полицию, когда его найдут — а найдут и его, и его дружков скоро — то будут судить за похищение человека, нанесение физического и морального вреда, а также попытку скрыться от правосудия.
Хм, не то, чтобы я не верила в наше правосудие…
— Поверь, от мамы на тропе войны ещё никто не уходил. А она, кажется, чем-то к тебе внезапно прониклась, — Чез покачал головой.
Серьезно? Кто… то есть что и где сдохло?
