пафосный торговый центр с брендовыми магазинами и модными кафешками, в которых чашка кофе пятьсот рублей стоит? Он рехнулся что ли, этот Царев? С чего он вообще решил, что обязан покупать мне новую одежду?
– Нет, – наконец выговорила я, и Кирилл удивленно на меня посмотрел. – Просто отвези меня домой, я там переоденусь. А постирать свои вещи я и сама в состоянии, без химчистки.
– Как хочешь, – пожал он плечами, но в его голосе улавливалось раздражение, – адрес говори.
Когда я сказала, куда ехать, Кирилл присвистнул.
– Ого! А ты далеко живешь от универа! Рано вставать приходится?
– Очень рано, у меня еще остановка не возле дома, – я обхватила себя руками, пытаясь согреться, но толку было мало. Мокрые тряпки не грели, делая только хуже.
– Куртку снимай, – вдруг сказал Царев тоном, не терпящим возражений. – Я сейчас печку включу посильнее, согреешься. По-хорошему, джинсы бы тоже снять, но…
– Хватит куртки! – торопливо перебила я, и он нагло рассмеялся:
– Еще бы!
Я с трудом стянула с себя наполовину промокшую куртку и кинула ее назад – на пол. Тонкая рубашка под ней тоже была влажной и неприятно прилипала к телу. Особо я не согрелась от этого, в общем.
Но тут Царев повернул голову и так на меня уставился, что у меня разом потеплело во всех местах. И в нужных, и в ненужных. Следуя за направлением его взгляда, я посмотрела вниз и покраснела: реакция на холод у моей груди была совершенно однозначная, а тонкая влажная ткань рубашки это не только не скрывала, но даже подчеркивала. Я моментально скрестила руки, а Кирилл начал стягивать с себя кожаную куртку.
– Держи.
– Не надо.
– Блин, Мышонок, ты всегда такая упрямая! Надень, а? Тебе будет так теплее ехать, а мне, – тут он хмыкнул, – спокойнее. Ты же в курсе, что водителя нельзя отвлекать во время движения?
Вот как он это делает?! Как он умудряется буквально одной фразой вогнать меня в краску?
Я не стала больше ничего говорить, молча приняла от него куртку и надела. От нее приятно пахло хорошей кожей, дорогим одеколоном с древесными нотками и терпким, щекочущим, очень знакомым запахом.
Именно этот запах буквально впитался в меня и в мою одежду после того, как мы спали в обнимку. И я, как дурочка, лежала потом дома в кровати и плакала, ругая Кирилла всеми известными мне словами, а футболку, тем не менее, стирать не стала…И еще несколько дней украдкой вдыхала этот запах, чувствуя себя непонятно кем.
Смущенная этими позорными воспоминаниями, я покосилась на Царева. Сняв куртку, он остался в одной белой футболке, и теперь его обнаженные руки невольно притягивали взгляд. Когда он небрежно поворачивал руль, мышцы под кожей перекатывались так красиво, что на это, как на воду или огонь, можно было смотреть бесконечно.
Смотреть, конечно, можно, но главное – не забывать, сколько девочек, кроме меня, уже трогали эти красивые плечи (и не только плечи!), и не поддаваться этому животному обаянию, которое мешает мне нормально думать.
– Что молчишь, Мышонок? – Кирилла будто вовсе не напрягал процесс вождения, он рулил легко и расслабленно, успевая и за дорогой следить, и мне улыбаться. – Поговори со мной, а то скучно!
– Скучно – включи музыку, – вдруг грубовато ответила я. Почему-то меня задело, что он видит во мне какого-то аниматора, который должен его веселить и развлекать.
– О, Мышонок умеет кусаться, – хмыкнул Царев.
– Прекрати меня так называть!
– Почему? Мне нравится.
– А мне нет, – вспылила я. – Дурацкое детское прозвище.
– Почему дурацкое? – удивился он. – Очень даже милое. Ну если сильно бесит, не буду. А как надо? Кристина? Крис? Кристинка? Кристиночка?
Каждая следующая форма моего имени произносилась все более и более низким и волнующим голосом. В итоге, когда Царев дошел до «Кристиночки», это уже было больше похоже на секс по телефону. Ну, как я это себе представляла.
– Тебе нравится меня смущать? – с досадой спросила я. Похоже, я обречена в его присутствии быть вот такой вот дурой с пылающими щеками.
– Немного, – вдруг признался он. И это прозвучало так искренне и озорно, что я невольно улыбнулась.
Но Царев тут же все испортил, добавив в голос придыхания и заявив:
– Ты вообще мне очень нравишься! Кристина…
Звучало фальшиво. И я сразу вспомнила длинную вереницу девушек, побывавших в его постели. Вот так он это делает, да? «Красотка, ты мне нравишься, пошли со мной – проведем приятно время!» Одинаковые слова, одинаковые подкаты. Наверное, даже комплименты одинаковые, ведь запаришься для каждой что-то свое выдумывать!
И вдруг в памяти всплыли слова, которые Царев шептал мне ночью: «какая у тебя невероятная шелковая кожа», «волшебно пахнешь, малышка», «сводишь меня с ума»… Как я сразу не поняла всю шаблонность и избитость этих фраз?
Стало сразу так обидно за себя и стыдно за свою дичайшую наивность, что всякое желание любезничать с этим бабником пропало. И как удачно, что мы уже почти приехали.
– Вот этот дом, – ткнула я пальцем в панельную девятиэтажку справа от нас, – угловой подъезд. Спасибо, что подвез. Не спасибо, что облил. Пока!
Я хотела сразу выскочить из машины, но тут вспомнила про куртку, и, пока я ее снимала, у Кирилла появилось еще несколько дополнительных секунд. Чем он и воспользовался, крепко схватив меня за локоть:
– Чаю очень хочется, – интимно проговорил Царев. – В гости не позовешь?
– Именно, – кивнула я, выворачиваясь из его хватки, – не позову. Всего хорошего! Будьте аккуратны на дорогах!
И, прижимая к груди мокрую куртку, рванула к родному задрипанному подъезду.
Когда через двадцать минут я вышла в старой, зато сухой куртке и в других штанах, машина Кирилла все еще стояла у нашего дома. Вместе с самим Царевым.
И это уже было нифига не смешно.
Увидев меня, он выскочил и открыл передо мной дверь своей шикарной тачки.
– Ты быстро собралась! Я думал, долго ждать придется.
– Ты зря ждал, я сама доберусь до универа.
