едва заметные признаки злости: и более резкие, чем обычно, движения, и полыхающие огнем глаза, и поджатые губы.
Кирилл смотрел в меню и хмурился. А я смотрела на Кирилла. И расстраивалась. Потому что мне сейчас непоследовательно хотелось нарушить наш договор о неприкосновенности и наклониться к Цареву. Сначала провести пальцем по складке между упрямых бровей, чтобы она разгладилась. А потом нежно погладить напряжённые губы, чтобы они дрогнули, раздвинулись в улыбке и чтобы на щеке появилась ямочка, которая мне ужасно нравилась.
Я мысленно дала себе пинка. Я сейчас была ничуть не лучше Кира: видела в нем лишь внешнюю привлекательность. И хотела того, за что сама же его и осуждала.
Да, Кирилл красавчик – тут даже говорить не о чем. Но вот интересно, а будь он менее симпатичным, понравился бы он мне? Есть ли у нас вообще что-то общее? Пока в голову приходили одни различия.
Во-первых, уровень жизни. Тут по одной машине все понятно. Пока я плетусь в университет на троллейбусе и замазываю краской царапины на ботинках, чтобы они пережили еще один сезон, Царев рассекает на своей дорогой тачке и носит шмотки стоимостью в месячный бюджет нашей семьи. Если не в годовой.
Во-вторых, интересы. Ну, по словам Маринки, он вроде борьбой увлекается. А я страшно далека от любого спорта. Вот разве что танцами занималась, но давно. Последние два года все мое свободное время занимала подготовка к экзаменам, так что у меня и хобби никакого не было. Сериалы смотрела, музыку слушала – ничего интересного.
В-третьих, опыт в отношениях. Я только один раз целовалась, причем с ним же, а у Кирилла столько практики, что на весь университет хватит, еще и останется. Кроме того, я хочу серьезных отношений, а он просто получает желаемое и идет дальше.
Наверное, общее у нас то, что мы оба учимся на инязе, но даже тут я не могу поставить нас на один уровень. Мой английский и рядом не лежал с тем, как говорит Кирилл. Не удивлюсь, если он учился где-нибудь за границей, потому что даже с преподавателем-носителем языка невозможно получить такое шикарное британское произношение.
– Мышонок! – меня выдернул из размышлений его раздраженный голос.– Ты будешь что-то заказывать или так и просидишь все полчаса?
– Прости, – смутилась я, – немного задумалась.
– Да? И о чем?
– Ну…честно говоря, о том, что у нас с тобой вообще нет ничего общего, – вдруг призналась я. Кирилл неожиданно хмыкнул и посмотрел на меня с интересом.
– Тебя это волнует?
– Угу.
– А разве ты не слышала, что противоположности притягиваются?
– Только в романтических комедиях, – угрюмо заметила я, – а по факту из Квазимодо и Эсмеральды не получится пары, это просто любовь в одни ворота.
– О, ты знаешь Гюго, – вдруг с удовольствием сказал Царев, – это здорово. Но пример, конечно, странный. И кто из нас, по твоему мнению, Квазимодо?
– Уж точно не ты!
– Ага, значит, ты. Тогда получается, что я Эсмеральда? – иронично приподнял он бровь.
Секунду я молчала, а потом зафыркала, пытаясь не засмеяться от возникшей в воображении картинки, но в итоге не удержалась и стала ржать как ненормальная. И Царев вместе со мной.
– Прости, и правда идиотское сравнение, – отсмеявшись, признала я.
– Очень, – серьезно заметил он, – и ты зря себя недооцениваешь – у тебя интересная внешность.
– Ну точно! – я не собиралась ловиться на удочку дешёвых комплиментов. – «Интересная» – это такой эвфемизм, чтобы не говорить слово «страшная»?
Кирилл коротко усмехнулся и странно на меня посмотрел. А потом вдруг протянул руку и осторожно снял с меня очки. Я так растерялась, что даже сопротивляться не стала – замерла, словно и правда была маленьким перепуганным мышонком. Мир предсказуемо размазался, потеряв четкость линий, а Царев медленно перечислял, не сводя с меня взгляда:
– Ты стройная, изящная, хорошо двигаешься. У тебя очень красивые карие глаза с длинными ресницами, кстати, редкий цвет для натуральных блондинок, а ты ведь натуральная, да? Губы красивые, очень нежные…на ощупь.
– Кирилл! – я мучительно покраснела, не зная, куда деваться от смущения. – Отдай очки немедленно!
Я буквально выдернула их у Царева из рук и нацепила, чувствуя себя так более защищенной. Блин, ему и трогать меня не надо, чтобы все внутри растревожить.
– Это первое и последнее предупреждение, – выдавила я, – не надо мне никаких комплиментов, это приравнивается к намекам.
– Ок, понял, – усмехнулся он.
Царев взял себе какой-то сэндвич и кофе с мороженым, а я попросила чай. Есть я бы все равно сейчас не смогла – рядом с Кириллом мне бы кусок в горло не полез.
– Кстати, ты зря думаешь, что у нас нет совсем ничего общего, – вдруг сказал Царев, когда расправился со своим сэндвичем. – Я тоже носил очки.
– Ты?! – вытаращилась я.
– До восьми лет. Терпеть их не мог, но без них нифига не видел, как слепой крот.
– А…потом?
Было очень странно представлять себе насмешливого красавчика Царева маленьким мальчиком в очках с толстыми стеклами.
– Потом разрешили линзы носить.
Я вгляделась в серые, неожиданно задумчивые глаза. Но ведь он сейчас без линз. Были бы – я б заметила. Их все равно видно, если знаешь, куда смотреть. А как тогда?
– А в восемнадцать мне сделали лазерную коррекцию, – ответил он на мой незаданный вопрос. – И это реально лучшее, что со мной случалось в жизни, не считая секса. Просыпаться и сразу видеть мир четким – офигенно.
– Могу себе представить, – вздохнула я. Его неожиданная откровенность толкнула меня на ответную честность. – Но пока для меня такая операция – недостижимая мечта. Слишком дорого.
– Ты и линзы поэтому редко носишь?
Черт. Что-то я разговорилась. Еще не хватало сейчас жаловаться на свою несчастную судьбу и тяжелое материальное положение. Ему-то какая разница?
– Неважно. И поехали уже в универ, а то на пару опоздаем.
На парковке, перед тем как выйти из машины, я очень проникновенно попросила Царева не подходить ко мне в университете. Вот еще ненависти со стороны его бывших и
