поесть, — суровый голос майора полон сил и бодрости, будто он только что вернулся с отдыха.
— Сейчас все будет. Еды на кухне полно, бочку водой недавно наполнили. На всех не хватит, но…
— Мне воды и из шланга хватит, — узнаю голос Лехи. Ребята его поддерживают, в кране вода есть – и хорошо. В такие моменты хочется незаметно исчезнуть. Тело влажное, но нужно поспешить одеться, пока кто-нибудь не решил воспользоваться самодельным душем. Перебирая вещи на крючке, ищу нижнее белье. Бюстгальтер не с первого раза получается застегнуть. Тело не слушается, не могу попасть ногой в трусы. Не знаю, сколько времени все это занимает, но когда слышу за шторкой, как кто-то сбрасывает с себя одежду, впрыгиваю в свои красные трусишки.
— Я первый, сварился под солнцем, — прямо за шторкой голос Артема. Футболку армейскую надеть не успеваю, шторка отодвигается, а я вжимаюсь в угол, будто это может сделать меня незаметной.
— Мечник, извиняй, но первым в душ я, занимал три дня назад, когда двое суток зарытым в песок лежал. Все тело чешется, — шторка закрывается, мы со Стасом в кабинке вдвоем. Я так рада его видеть, что, несмотря на мой полуголый вид, кидаюсь его обнимать.
Так перенервничала, что забыла, как надо смущаться.
— Т-с-с-с-с, — прикладывает палец к моим губам. Я и не собиралась кричать. Тихая радость плещется внутри и отражается слезами на глазах. — Алька, я грязный весь, — отодвигает меня, отводит взгляд в сторону.
Опустив свой взгляд, отмечаю, что равнодушным мой порыв Стаса не оставил. Он поворачивает вентиль, не скидывая одежду, подставляет голову под воду.
Мы попали в ловушку. Как из нее выбираться? Вряд ли парни быстро уйдут со двора. Снимаю с крючка вещи, принимаюсь одеваться. Весь спектр смущения ко мне возвращается моментально. Стас хоть и пробует отворачиваться, но я чувствую на себе его вороватый взгляд. Капли, летящие на вещи, не смущают. Все мысли только о том, как попасть в комнату, не попав на глаза комбату. Прячу покрасневшее от смущения тело в одежду, складываю свои «не мужские» средства гигиены в пакет. На ногах белые шлепки – и это проблема.
— Отвернись и закрой глаза, — отдает распоряжение Стас, голос натянутый какой-то.
— Зачем?
— Помыться хочу.
Не задавая больше вопросов, выполняю просьбу. Слышу, как Стас раздевается, во дворе мужики поливают друг друга из шланга.
— Завтра, край послезавтра выдвигаемся на передовую. Из штаба только что звонили, — голос Багирова звучит в каждом закоулке двора. Стас ругается под нос. Во дворе гул, не понимаю, с чем связано возмущение. Обернуться Стас не позволил. Почувствовав мое желание, зафиксировал затылок своей загребущей пятерней.
— Решили нагнуть за самоуправство. Приказ был отступить, но мы рубанули связь и полезли вызволять своих из плена.
— И что теперь будет?
— Ничего. Кто докажет, что мы слышали приказ? В тот момент по нам велся обстрел.
— Все живы? — с замиранием сердца.
— Да. Есть раненые. Пленных отправят на реабилитацию…
— Батя, Серегу не видел? — перебивает Стаса кто-то из бойцов. — Мне царапину перевязать надо…
Ярослав
Сказывалась усталость, глаза слипались. Со мной такое случалось. После выполнения сложных задач организм сбоил. Ты выкладываешься на максимум, на пределе своих возможностей. Задействуешь все ресурсы, потом наступает откат. Пару дней нужно, чтобы восполнить энергию, по-простому – отоспаться. Две недели почти без сна, даже ночью стараешься держать все под контролем.
Приказ выдвигаться на передовую не удивил. Нарушил приказ, пришла ответка. Не любят генералы, когда ты своевольничаешь. А если еще и прав оказываешься, то озлобленность зашкаливает. Все промахи будут потом на тебя вешать.
Не жалею, что поступил по совести. Ребят нужно было вытаскивать. Их жизни дороже собственных погон. В зеркало на себя смогу смотреть без желания в него плюнуть.
Нет у нас нескольких дней на отдых, на сборы. Ребятам тоже досталось. Снайперы несколько суток варились в песках, делили территорию со змеями. Парням в первую очередь нужно отоспаться. Подготовкой к отправке есть кому заняться.
Солнце уходило за горизонт. Некоторые бойцы развалились прямо на траве у забора, захватив островки тени. Ждали, когда освободится душ или шланг. Присел на свободное место. Таким грязным даже в дом заходить не хотелось. Малой искал медика, зацепило ему плечо при отходе. Касательное ранение, но после купания лучше обработать.
— Батя, Серегу не видел? — интересуется Малой. — Мне царапину перевязать надо…
Мне тоже интересно, где медик? Какого лешего он прохлаждается? Не вышел даже поздороваться!
— Наверное, в окопе уснул, Батя его сегодня загонял! — смеются ребята, переглядываясь.
— Мы за домом тренировочный полигон сообразили, посмотришь, командир? — подходит Батя. Протягивает руку, чтобы помочь подняться. — Вы тоже посмотрите, — кивает он пацанам. Нехотя, но поднимаются. Бате не отказывают, но видно, что им в лом куда-то идти.
За домом действительно соорудили уменьшенную версию тренировочного полигона. Видно, что окопом исправно пользовались, редкая трава примята, будто по ней ползали и катались, мишени в решето.
— И как успехи? — мне хочется услышать, что он бесполезен. Брать его с собой на передовую не вижу смысла. Все во мне противится этому решению.
Боюсь своей реакции на пацана? Нет ее, этой реакции! О медике я старался не думать эти дни. Реакцию своего тела списал на сильную усталость. На тот момент я просто не проснулся, вот и дернулся у меня на женоподобного.
— Молодец мальчишка, толк из него получится, — похвала отзывается во мне раздражением. И это не из-за усталости.
— Он временно в отряде, — насколько временно, я пока не озвучиваю, но склоняюсь к тому, чтобы отправить его обратно в госпиталь, пусть там дослуживает.
На передовой другая атмосфера, там выживать надо, делать все, чтобы сохранить ребят, но при этом уничтожать врага. Отвлекаться на раздражающий фактор – подставлять команду. Не хватало, чтобы спросонья я его с девкой путал!
— Ничто так не постоянно, как временное, — философское измышление Бати совсем не вовремя.
Парни, несмотря на усталость, лезут в окоп, обходят позиции, разглядывают мишени и уважительно присвистывают.
— Уже все погрели, идите на кухню, — выглядывает
