ее право, как любой свободной женщины, и она для себя это решила. Да, сами дети ее не пугают, и она с удовольствием может с ними возиться, помогать, воспитывать. Но заводить своего не будет.
Это ее личное табу! Никакого ребенка от, пусть самого любимого мужчины, не заведет. После развода, может через год, другой, ее мировосприятие изменится и она решится на ЭКО от анонимного донора. Когда она будет готова и этот ребенок будет только ее, возможно она рассмотрит такую возможность всерьез и решится на что-то конкретное. А может и не решится, кто знает.
Но только не от Димы.
Ей было тяжело справляться с переездом сюда и была пара сеансов у психотерапевта. Толковый мужик вытащил из нее то, чего она откровенно не готова была признать в себе, а сказать кому-то и подавно.
Пример собственной матери очень ярко и наглядно исковеркал ее психику, зародил сомнения в себе, в своих способностях стать нормальной матерью, любящей своего ребенка просто так, а не вопреки и потому, что так нужно. Полина, матерью и не была. Она была женой, любящей мужа и потакающая его желаниям. Любым. Поэтому в их семье самым ласковым и любящим по отношению к ней, Тане, был именно папа. До того… пока был жив. После его смерти жизнь превратилась во что-то отвратительное и настолько ужасное, что проще было сбежать из дома, но ума хватило так не поступать.
Мать была с ней холодна, даже безразлична, а еще очень зла. И Таня боялась, что в ней тоже что-то такое проявится, когда она сама родит. Головой понимала, что это бред и чушь, но страх был иррационален и не поддавался никакой логике.
А потом у нее была наглядная демонстрация, устроенная ей же самой, что она не готова иметь детей, а точнее не желает.
У нее был, перерыв в приеме таблеток, да и, перенесенная за неделю до этого ангина дала о себе знать: антибиотики, которые она принимала, перебили действия гормональных. В общем, спустя неделю после Сочи, в голову добрела мысль, что у нее задержка больше трех недель. Тест… две полоски… С ней рядом была Маришка, молча радовалась, но вспомнила кое-что из детства подруги и испугалась, пыталась отговорить, но Таня была непреклонна в своем желании сделать аборт. Рожать и отдавать потом в дом малютки, это еще хуже. И она сделала аборт, без лишних слез,– эмоций тогда вообще у нее не было, а вот опустошенность была.
Осознание сделанного шибануло спустя пару месяцев, когда ей начали сниться кошмары с ребенком, с девочкой, очень похожей на нее, но с карими глазами отца. Эти сны ее тревожили, заставляли нервничать. Она чувствовала себя виноватой перед их дочкой, хотя не должна была.
Знала, что родись эта девочка, она бы испоганила ей жизнь упреками в неверности отца, загнобила бы, потому что боль его измены была так сильна, что порой сдерживать себя было невыносимо и она рыдала, кричала в подушку чтоб хоть как-то облегчить свое состояние. А тут еще сны эти.
Но потом Таня себя убедила, что все правильно. Какая нормальная женщина пойдет на аборт, если ребенок, хоть и не желанный, но от любимого мужчины? Правильный ответ: нормальная женщина на убийство не пойдет. Она пошла, значит с ней точно что-то не так.
Корила ли она себя за сделанное? И нет, и да. Раньше точно нет, а сейчас, прожив неделю с Кириллом, но уже немного в другом статусе, поняла, чего себя лишила. И от этого стало так горько и обидно, что мата на себя саму не хватало. А с другой стороны, она по-прежнему любила того, кто ее так неожиданно предал. Любила так, как любить нельзя, от того сомнения грызли душу. А еще пугала мысль о Диме: если он узнает, что она сделала, как поступит?
Он приехал, просит вернуться, говорит, что любит ее, а все остальное они исправят, решат. Только разве возможно решить и забыть такое? Измену простить более вероятно, но за ней тоже есть вина, и не малая.
Может она бы и вернулась, дала бы шанс, особенно учитывая все оставшиеся чувства,– раньше они пылали в ней, а сейчас уголек напоминают. Этот самый уголек тлеет, делая сердцу больно своим медленным тушением, а еще Таня подкоркой чувствовала, что стоит только позволить дать слабину, подпустить Диму снова к себе близко и этот уголек разгорится в огромное кострище, что будет пылать, сжигать все внутри, пока от самой Татьяны уже ничего не останется и будет только жажда в любимом мужчине. И побоку будут все его измены, лишь бы рядом быть, знать, что к ней вернется, что она самая главная женщина в его жизни. Такую жизнь она представляла для себя до начала истории с разводом, такое возможное будущее видела сейчас, стоит только сказать Диме «люблю». Потерять себя, раствориться полностью и дать ему все, что он захочет, несмотря на собственные интересы и желания. Это тягу к саморазрушению, эти желания посвятить себя ему полностью, без остатка, она ощущала раньше, всегда пока они были вместе, и тот разговор про ребёнка отрезвил ее в какой-то степени, дал возможность передохнуть и понять, что так любить – это неправильно, что любовь, даже если настолько всепоглощающая, должна быть обоюдной и, возможно, тогда у них бы все получилось. Но, как показала практика, Дима если и любил, то не так, как ей бы хотелось. Она ему не подходит, -вот весь итог их семейной жизни.
Диме нужна другая жена, нормальная! А у нее останутся воспоминания: плохие, хорошие, -не важно, просто они будут у нее. Еще у нее есть Кирилл, Саныч и даже Олег, Маришка с Ильей, – это ее семья, готовая поддержать, неважно какие ошибки она совершит. А Дима… пусть будет счастлив уже без нее.
Такими мыслями она опять себя довела до той черты, которую обещала не переступать. Слез не было, а вот подушка была рядом, еще чуть-чуть и уткнется в нее, пытаясь заглушить очередной крик, полный боли, но пока держалась.
Вообще она спала плохо на новой кровати, и эти крики в подушку стали неким ритуалом прежде, чем она сможет провалиться в беспокойный сон. Дело не в неудобном матрасе, новом месте или еще в чем-то подобном.
Просто…
Каждый человек ищет свое место в жизни. Кто-то находит его в работе, а кто-то в семье, но находят и стараются это место гармонии, равновесия, – свое место не потерять. Она его
