— Потрясающая, — его глубокий голос, звучащий как мрачные колыбельные, еще больше связывает меня с чуждыми чувствами.
Я ничем не отличаюсь от мухи, попавшей в паутину паука, полностью парализованной, поскольку жизнь высасывается из моих конечностей.
— Пять из пяти, — шепчет он словами, которые не должны так ослаблять меня. — Как и ожидалось от моей маленькой музы.
Он проводит ладонью по моему горлу. Прикосновение интимное, будто он исследует мою кожу, и потрясающе стимулирующее. Его пальцы цепляются за кожаное колье, и он использует его, чтобы притянуть меня вплотную к себе.
Мне приходится отодвинуть фраппучино в сторону, иначе он раздавит его между нами.
Хитрая ухмылка приподнимает его греховно великолепные губы, когда он играет с тканью, его пальцы скользят по моей коже, как будто он имеет на это полное право.
Как будто он заклеймил меня в другой жизни и теперь забирает обратно.
— Я знал, что в тебе есть дикая сторона. Скажи мне. Тебе нравится, когда тебя душат, пока член проникает в твою насквозь мокрую киску? Или ты предпочитаешь, чтобы член душил твою хорошенькую маленькую глотку и наполнял ее спермой?
Его грубые слова, произнесенные в самой изысканной манере, вырывают меня из наркотического оцепенения.
И нет ничего хуже осознания того, что другая часть моего тела оплакивает потерю этой дымки. Должно быть, со мной что-то не так. Как я могла оставаться такой неподвижной, когда он прикасался ко мне с чувственностью любовника?
Я отталкиваюсь от него свободной рукой, мое лицо пылает, а в голове крутятся тысячи проклятий, которые я могу использовать, чтобы отправить его в загробную жизнь.
Мои попытки освободиться только бесконечно забавляют его. Поэтому я царапаю его по руке, но это не стирает провокационную ухмылку с его лица.
Лэндон отпускает меня, но не отходит.
— Боже, боже. Ты должна быть безобидной крошечной мышкой, но ты быстро превращаешься в котенка с когтями. Такая дерзкая малышка.
Я прижимаю фраппучино к груди и показываю:
— Я не малышка, ты, придурковатый псих. Иди нахуй.
— Неприличные слова не помешают мне называть тебя малышкой. И я бы предпочел трахнуть кого-то вместо себя.
Мои губы приоткрываются.
Нет. Он не мог понять каждого слова. Это просто невозможно.
Этот придурок не мог…
— Удивлена, что я говорю на ASL? — он ухмыляется. — Я подумал, что лучше общаться так, чем строчить в заметках твоего телефона всякий раз, когда ты готова разразиться проклятиями. Теперь я понимаю все, а не только «иди нахуй».
— Как? — я показываю, сбитая с толку.
— Так случилось, что я гений. Всегда пожалуйста.
— Я не благодарила тебя, придурок.
— А следовало бы. Опять же, где твои манеры?
— Это ты говоришь мне о хороших манерах, когда у самого есть склонность загонять людей в угол, как у отморозка?
— Я предпочитаю слово наблюдателя.
Я усмехаюсь, моя грудь почти разрывается от наглости этого проклятого человека.
— Прогуляешься со мной? — он спрашивает, как какой-нибудь средневековый джентльмен, которым определенно не является.
Я вздергиваю подбородок.
— Ты ожидаешь, что я скажу «да»?
— Нет, именно поэтому я вежливо спросил. Следующий раз будет не таким вежливым, поэтому я предлагаю тебе принять предложение, пока оно действует.
— Пошел нахуй.
— Как я уже упоминал, я предпочитаю дырки, Мия. Не забывай. В любом случае, мы переходим ко второму этапу, — его голос понижается. — Пойдем со мной, или я попрошу Майю вместо этого.
Мой позвоночник дергается.
— Ее сегодняшние занятия закончились и, вероятно, она фотографируется для социальных сетей в Pin Café, где проводит время. Полагаю, если я пойду туда, то найду ее через пятнадцать минут. Стоит ли мне так и сделать?
— Я перережу тебе горло, прежде чем ты заговоришь с ней.
— Ты имеешь в виду, погуляю с ней.
— Прекрати.
Он выпрямляется, пожирая взглядом горизонт и мой воздух.
— Есть только один способ прекратить это, и как я уже сказал несколько минут назад, если ты, блять, пойдешь со мной.
Каждая молекула во мне требует, чтобы я ударила его по лицу и вдавила осколки солнцезащитных очков в его чертовы глаза.
Но я достаточно умна, чтобы понять, что мои действия не будут гарантировать безопасность Майи.
Она склонна чаще всего западать на мужскую внешность, и, если этот ублюдок воспользуется очаровательной картой, которой он так хорошо владеет, он может убедить ее, что никогда не собирался причинять боль Николаю. Будет флиртовать и соблазнять ее, пока не доведет ее до саморазрушения.
Потому что этот мудак делает это постоянно. Он разрушает вещи, и разрушает основательно, не оставляя им шанса на выживание.
Мои пальцы сжимают фраппучино, холодный конденсат никак не смягчает вулкан, бушующий в моих венах.
— Давай погуляем позже, — показываю я, одаривая его своим самым страшным взглядом. — У меня сейчас занятия.
— Занятия могут подождать, — он хватает меня за локоть, пальцы почти ломают кость. — А я – нет.
Он тянет меня с такой силой, что я теряю равновесие. Фраппучино падает и расплескивается по земле, сливки и кофе образуют ужасное место убийства.
Зловещий образ остается в моей голове, когда он тащит меня за собой с ослепляющей силой.
Я пытаюсь оттолкнуть его руку, вцепиться в кожу и причинить боль, но опять же, он едва ли человек и определенно бесчеловечен, поэтому ничего по-настоящему не чувствует.
В своих попытках освободиться я не замечаю, что мы уже за пределами кампуса. Лэндон потащил меня к припаркованной машине в уединенное место на безопасном расстоянии от колледжа.
Я знаю, что это его машина, потому что однажды видела ее в особняке Элиты. Специальное издание, матово-черный McLaren с уникальной блестящей отделкой сбоку.
Машина выглядит такой же неуловимой, как и сам мудак.
Он отпускает меня, затем снимает толстовку и солнцезащитные очки. Я часто забываю, насколько Лэндон незаконно привлекателен, даже в повседневной одежде. У него царственная осанка. Подтянутое тело, широкие плечи, тонкая талия и подходящий рост.
Все в нем – совершенство – от его взъерошенных волос до легкой щетины на сильной челюсти. Даже его единственный недостаток, родинка в уголке правого глаза, еще больше усиливает проникающее очарование.
Обманчивое очарование, которое он носит как постоянную маску.
Или, возможно, оно не так уж и постоянно. Он, конечно, не терял времени даром, преследуя меня и показывая свое истинное лицо, следуя моему потрясающему плану кровавой бани.
— Зачем ты привел меня сюда? — я показываю.
— Я не мог надолго оставаться на территории Язычников, иначе какой-нибудь шпион направил бы твоего брата и кузенов в мою сторону, и началась бы резня. Для них, не для меня.
— Перестань бредить. Ты никогда не смог бы победить моего брата, Килла и Джереми.
— Но я уже делал это. Бесчисленное количество раз. И могу сделать это снова, если тебе нужны осязаемые доказательства того, что я сильнее всех Язычников.
— И все же, малыш, я умудрилась устроить тебе освежающую ванну из свиной крови, — я мило улыбаюсь, сопоставляя его дикую энергию со своей.
— Однажды.
— Я могу сделать это дважды, если ты не свалишь ко всем чертям от меня и моей семьи.
— Твои провокации заводят, поэтому, если ты не в настроении встать на колени и подавиться моим членом, я бы посоветовал тебе воздержаться от таких небрежных поступков.
Он указывает на маленькую складку у себя в штанах в качестве яркого доказательства своих слов. У меня такое чувство, будто мои щеки вспыхнули.
— Ты больной ублюдок.
— Все так говорят. Не будь частью стада. Это скучно и бессмысленно.
— Ты когда-нибудь думал, что, если все говорят одно и то же, то в этом есть доля правды?
