и скроил смешную рожицу.
— И что это все значит? — спросил Олег уже у меня.
— Не знаю. — сказала я, а сама в это время скосила глаза на Илью. — Может быть погуляем попозже? Думаю, тебе свежий воздух не помешает.
— Да, конечно, можно часа в три пойти потихоньку прогуляться. А сейчас бы я позавтракал. — напомнил Олег.
Мы с Ильей вышли в коридор и направились в сторону кухни. В холле я остановилась, повернула мальчика к себе лицом и сказала.
— Очень хочется думать, что тебе не надо объяснять про все странности, которые творятся в доме. Просто не ходи больше к папе в комнату, пока мы тебе не разрешим. Договорились?
Илья утвердительно кивнул, после чего я пошла к Ольге и сказала, что Олег Константинович хочет есть.
— Сделай ему что-нибудь легкое. — попросила я.
— Скоро обед. У нас картофельный суп и творожная запеканка. — перечислила Оля. — Думаю, ему подойдет.
— Как, а мясное? — удивилась я, потому что кормили здесь отменно.
— Так ему же, наверное, нельзя.
— Это я уже о себе беспокоюсь. Помру без мяса. — пояснила я, хищно оскаливаясь.
— Голубцы притупят твою кровожадность? — смеясь, спросила Ольга.
— Вполне. — согласилась я. — А вот творожная запеканка — это не для меня. Творог ем только в чистом виде.
Выполнив просьбу хозяина, я отправилась на улицу в поисках Ильи. В ближайших кустах кто-то возился, сопел и кряхтел, а иногда доносился возглас: «Вот она!» или «Хватай, чего ждешь?». Я подошла к парапету и моему взору открылись три оттопыренные задницы. Одна вся в шерсти и с хвостом, другая принадлежала Илье, потому что была маленькая и худая, а третья, мускулистая, упругая и туго обтянутая джинсами, могла быть только Николашина.
— Бог в помощь! — сказала я.
Человеческие головы тут же вынырнули из кустов, а увлеченный пес никак не отреагировал на мое пожелание.
— За чьей жизнью подглядываем? — поинтересовалась я
— Там ящерица, вот такенная! — с восторгом развел руки Илья.
— Это уже не ящерица, а молодой крокодил. — с сомнением покачала я головой.
— Ну… вот такая. — руки мальчика сошлись сантиметров до двадцати.
— Уже ближе к истине. — похвалила я его за скромность.
Оба тут же снова скрылись в листве.
— Будет она вас ждать. — сказала я. — Сбежала уже давно.
— Нет. — послышался голос Ильи. — Ее Чиф караулит.
— Ну-ну, дерзайте. — пожелала я и в этот момент услышала звук приближающейся машины. С крыльца мне хорошо было видно крышу скорой помощи. Автомобиль, как и утром, остановился у соседских ворот. Господи, что там опять произошло?
— Коля, оставь бедное пресмыкающееся, мне твоя помощь нужна. — позвала я.
Николаша вынырнул из кустов, поднялся ко мне и тоже увидел машину.
— Что у них там снова стряслось? — удивился он.
— Вот и меня это интересует. Ты знаком с соседями?
— Да, конечно. А что?
— Потом объясню, а сейчас пойдем к ним, узнаем что и как.
Пока мы разговаривали, хлопнула дверца автомобиля и он заурчал, отъезжая. Мы видели, что калитка осталась открытой и дверь на веранду тоже. Через минуту Николаша уже стучал в нее костяшками пальцев, чисто для приличия, потому что на веранде никого не было, а голоса доносились откуда-то из глубины дома. Один из них явно принадлежал женщине. Николаша снова выбил вежливую дробь по двери и мы вошли в комнату.
На диване снова лежал Юнлен Семенович, но уже с ярко выраженными признаками врачебной помощи. Обе ноги в гипсе, рука аккуратно перебинтована, на лбу большой красивый пластырь. Возле больного хлопотала женщина, поразительно на него похожая. Прямо, как родная сестра. Впоследствии оказалось, что она даже больше, чем родная сестра — они были близнецами. Не часто приходится встречать пару пожилых близнецов. Поверьте — это очень забавное зрелище.
Оценив моложавость женщины и ее пионерскую выправку, я подумала, что и имя у нее должно быть под стать имени Юного Ленинца. Какая-нибудь Домна или Октябрина, но ошиблась.
— Здравствуйте, Лина Семеновна — обрадовался Николаша.
— Коленька, здравствуй, родной! — порхнула она нам навстречу.
— Давненько вас тут не было. — скалился в улыбке мой провожатый.
— Да вот, сподобилась снова тут оказаться, только в качестве сиделки. Ух, шелопутный. — погрозила она кулаком в сторону дивана.
Я глянула туда же и увидела, что Юнлен Семенович смотрит на меня во все глаза и снова тянет ко мне указующий перст. Я непроизвольно отступила за широкую Николашину спину, а старик неожиданно произнес.
— Танечка! Таня! Простите меня глупого. Напраслину на вас возвел, простите старика. — и уронил слабую руку на покрывало.
— Ну не надо, Юнлен Семенович, что вы. — забормотала я, чувствуя большую неловкость.
— Ах, так это вы и есть Татьяна? — спросила Лина Семеновна, уперев руки в боки. — Полюбуйтесь, что из-за вас получилось!
Я совсем растерялась, то прощения просят, то снова обвиняют. Черт ногу сломит!
— Он же из-за вас в больнице всех чуть с ума не свел! — продолжала женщина. — Везите, говорит, меня назад, не буду у вас тут лежать. Мне, говорит, у Танечки прощения попросить нужно. Оговорил я ее.
Мы с Николашей недоуменно слушали, хлопая глазами.
— И ведь добился своего — дали машину и привезли сюда. Вот уж Максимка разозлится. Он же там уже всем деньги рассовал, чтобы лучше за Юником ухаживали. А тут здрасьте-пожалуйста! Хорошо, что вы сами пришли, а то он уже меня за вами посылал.
Я подошла к дивану и взяла старика за руку. Рука была мягкая, но холодная, а в его глазах дрожали слезы. Я и сама чуть не разревелась, но сумела взять себя в руки. Это дети любят, чтобы их пожалели, а старикам жалось ни к чему, они от нее слабеют. Старикам нужны сострадание и помощь, а еще защита на склоне лет. Ненавязчивая такая, но продуктивная. Сейчас такую защиту могла предоставить ему я, потому что, в силу обстоятельств, знала больше, чем остальные. Как бы в подтверждение моих мыслей Юнлен Семенович сказал.
— Они не верят, что меня столкнули. Думают, я заговариваюсь после падения. Было у меня, конечно, помутнение, когда вас во всем обвинил, но и только.
— Если вам не трудно, расскажите, что запомнили. — попросила я и поманила поближе Николашу.
Пусть послушает, потому что мне может понадобиться помощник, а лучше Николаши никого не найти. Олег слишком на виду, да к тому же ему отведена роль жертвы в этом детективном сериале. Тем временем Юнлен Семенович начал рассказывать.
— У меня бессонница — возраст, сами понимаете. И к трубе-то подзорной я пристрастился из-за того, что просыпаюсь еще до рассвета и ворочаюсь с боку на бок без сна. А тут,