под локоть и заставляет встать:
— Да ладно тебе, я не пойду одна. В прошлый раз, когда я это сделала, этот жуткий Чарльз попытался приударить за мной после занятия.
— ОТЛИЧНО, — говорю я, зевая так сильно, что у меня хрустит челюсть.
Особенность жизни в Ноттинг-Хилле в том, что даже самые простые занятия в спортзале — это супер шикарно. Перед фитнес-студией припаркована вереница черных «Рейнджроверов», а внутри все одеты в «Лулулемон» с головы до ног. На мне обычные спортивные леггинсы от «Джей-Ди Спорт» и майка, поэтому я прячусь в глубине комнаты, чтобы меня никто не заметил, беру коврик для йоги и устраиваюсь в углу рядом с молодой мамой, у которой в коляске спит ребенок. Бекки стоит в дверях, отвечая на звонок в последнюю минуту, когда входит инструктор.
— Всем привет, — это жизнерадостная австралийка лет сорока пяти, с фигурой восемнадцатилетней девушки. Ее ягодицы такие упругие, что выглядят так, будто им нужно собственное утреннее телешоу. Она швыряет бутылку с водой в угол комнаты и хлопает в ладоши. Ее конский хвост раскачивается. О Боже, думаю, это превратится в пытку.
— Итак, — говорит она, одаривая меня приветливой улыбкой. — Сегодня вечером мы собираемся немного встряхнуть обстановку для тех из вас, кто любит прятаться по углам. Отодвиньте свои коврики на пару футов назад.
Все делают то, что им говорят. Раздается очень тихий ропот несогласия, но ни у кого не хватает смелости высказаться.
— Отлично. Теперь задний ряд — идет на передний ряд, а передний ряд — на задний, — она выглядит очень довольной собой.
Не знаю, кто разочарован больше — одетые в лайкру богини, которые любят покрасоваться перед всеми, или неряшливые негодяи вроде меня, которые сейчас в центре внимания. Я почти уверена, что мои трусики впились мне в задницу, и теперь я не смогу вытащить их обратно.
Я не была на уроках физкультуры со школьной скамьи, когда мисс Бейтс, ужасающая учительница физкультуры, заставляла нас заниматься йогой, сопровождая это отрывистыми инструкциями в военном стиле. Теперь я стою рядом со своим ковриком и гадаю, чего именно от меня ждут.
Мы начинаем с того, что ложимся, и все кажется очень успокаивающим. Но следующее, что я помню, мы лежим на боку и делаем что-то своими ногами, от чего мне хочется плакать. Я такая не одна. Как только мы меняем позы, малыш начинает кричать во все горло, и наступает короткий, но, о Боже, очень ценный, перерыв, когда его мать шипит извинения, берет его на руки и выходит, волоча за собой муслиновые салфетки и бутылки с водой, ее коврик для йоги разворачивается позади нее. Я смотрю на часы. Осталось еще полчаса, и тогда я смогу сбежать.
— Держите пятки вместе. Мы же хотим почувствовать, как напрягаются наши ягодичные мышцы, — весело говорит она.
Мои ягодицы ощущаются так, словно их подожгли, и я не думаю, что когда-нибудь снова смогу сесть. Это пытка.
Возможно, это войдет в историю как самые долгие полчаса в моей жизни. Я уже видела занятия пилатесом раньше, и мне всегда казалось, что они выглядят довольно мягко, как занятия физическими упражнениями для людей, которые беспокоятся о том, чтобы не вспотеть. За исключением того, что сейчас я лежу лицом вниз на полу, вытянув руки по швам, и делаю то, что выглядит как мельчайшее движение. Я жду, пока инструктор пройдет мимо меня, опускаю руки на коврик и лежу тихо, как сбитая на дороге шавка.
15 января
На следующее утро я просыпаюсь по будильнику и сажусь, вскрикнув от боли.
Вчера вечером, когда мы шли домой, Бекки весело сказала:
— Завтра ты не сможешь ходить.
Черт возьми, она не шутила.
— С тобой все в порядке?
Я натыкаюсь на Алекса, когда он выходит из ванной, завернутый в серый халат. Он вытирает волосы полотенцем и выглядит удивленным.
— Нет, со мной не все в порядке. Прошлой ночью Бекки отвела меня в камеру пыток, и теперь я фактически не могу ходить, а сегодня утром у меня три встречи подряд.
— Тебе нужно сходить развеяться, чтобы расслабиться. Ты свободна в пятницу днем?
Я киваю:
— Ауч.
— Больно кивать?
Глупо, но я киваю снова:
— Очевидно. Ой. В любом случае, да, я свободна. Ну, я работаю, но у всех нас по пятницам свободный день, чтобы поработать дома, так что… если я наверстываю упущенное в выходные, я думаю, это будет достаточно справедливо.
Алекс смотрит на меня, слегка приподняв бровь.
Я плотно сжимаю губы. Боже, я не могу затормозить:
— Да.
— Отлично. Я свободен с часу. Хочешь встретиться со мной здесь, и мы могли бы прогуляться?
Алекс
18 января
Я встречаюсь с Джесс после обеда. Она все еще в рабочей одежде — темно-серых брюках, черных ботинках и мягком красном джемпере, который является достижением по сравнению с моей рабочей формой. Последнюю неделю я жил в спецодежде, размещенный в педиатрическое отделение, и только вчера вечером, вернувшись домой, понял, что к моей бородке сбоку приклеена наклейка с плюшевым мишкой. Мне хотелось бы думать, что никто этого не заметил, но, зная персонал Паддингтонского района, подозреваю, что они сочли это забавным.
— Ты в порядке?
— Ага, — говорит она, но звучит как-то неуверенно, что не очень убедительно.
— Что случилось?
— Просто один из дней. Куча дел по работе.
— Мы не обязаны никуда идти, если ты не хочешь?
Она качает головой:
— Нет, мне нужен свежий воздух. Просто первая рабочая неделя. У меня такое чувство, что я понятия не имею, что делаю.
Мы начинаем идти.
— Так как же получилось, что ты так хорошо ориентируешься в Лондоне? — спрашивает Джесс, натягивая шапку поглубже на голову. Странно, что январь часто бывает холоднее декабря, хотя декабрь больше всего ассоциируется с зимой и снегом. Такое ощущение, что прямо сейчас может пойти снег — небо странного желто-серого цвета.
— Мой отец проработал здесь много лет. Раньше он ездил сюда на поезде, а когда я подрос, то приезжал с ним на каникулах и просто как бы бродил по окрестностям.
Джесс искоса смотрит на меня, как на чудака:
— Сам по себе?
Я корчу гримасу:
— Угу.
— Это немного странно. И чем ты занимался?
— Я хотел стать архитектором, как и он. Поэтому бродил по городу и разглядывал разные вещи. У меня всегда была с собой проездная карта, так что я мог ездить, куда захочу — в пределах разумного. К тому же я не был ребенком, мне было
