на потоке парни называть стали? — спрашивает Марта, когда я прохожу мимо неё утром. Она у высокого зеркала красит ресницы, чуть приоткрыв рот.
— Нет. Но и, в принципе, плевать, — пожимаю я плечами, надевая на себя новое коротенькое платье-футляр на тонких бретелях, которое я только вчера закончила шить. Оно плотно, словно перчатка облегает мою фигуру, и мне чертовски нравится, что я вижу в отражении. На остальное — до фонаря.
— Снежная Королева.
— Это из-за того, что я отказала Климову?
— И Грязнову тоже. Хотя сколько их вообще было за все эти годы? Но самый живучий — Грецкий. С первого курса не сдаётся. Мне кажется, что он реально тебя любит, подруга.
— Не екает. Я так не могу, — передёргиваю я плечами.
— Признавайся, ты ведёшь подсчёт разбитых сердец?
— Мне хватает одного — моего.
— Оу, бессердечная Истома…
За рёбрами вспыхивает фантомная боль и я морщусь, застёгивая на ногах цветные босоножки на высоком каблуке.
— Пожалуйста, не называй меня так.
— Но тебе и правда идёт, Ник. Ты в школьные годы и сейчас — словно два разных человека. Тогда ты бродила скукоженной и чересчур упитанной тенью по гимназии. А сейчас превратилась в горную лань: тоненькая, стройная, подтянутая — ну тут спасибо мне, что по спортивным залам таскаю. Волосы шикарные отрастила. Задница — орех. Грудь вишенкой третьего размера…
— Ну, перестань! — фыркнула я.
— Вангую, если бы Басов тебя сейчас увидел, то челюсть с асфальта отскабливал бы минимум часа три.
— Слишком много чести, Марта. Три с половиной года прошло, хватит о нём вспоминать.
— Ладно…
Дальше мы собираемся молча. Марта танцует под звучащую на всю катушку попсовую музыку, периодически подбегая к зеркалу то в одном наряде, то в другом. Я на эти нервные телодвижения смотрю с улыбкой, потому что знаю — такой взвинченной она может быть только по одной причине — Фёдор Стафеев. У подруги за три года учёбы сформировался чёткий пунктик — довести этого симпатичного баскетболиста до нервного тика.
— Какие планы на сегодня? — наносит на пухлые губы алый тинт Марта и улыбается своему отражению в зеркале.
— Первую пару я прогуливаю. Ребята с мясокомбината привезут заморозку для собачьего приюта. Волонтёры полгода деньги собирали и по итогу закупили костей на несколько тонн. Будут теперь ролик для стимуляции добрых дел снимать, а твоя тётя вновь попросила посветить лицом вместо неё.
— Ну, звезда!
— Да уж куда там, — смеюсь я, но поправляю лёгкий нюдовый макияж на лице.
— Тебя довезти?
— Нет, Валентина Ивановна обещала вызвать мне такси. Так что, не беспокойся. Давай лучше на большой перемене сходим в наше кафе, м-м? У меня сегодня организм требует дозы углеводов.
— Давай, — кивает Марта, и мы наконец-то прощаемся, расходясь каждая по своим делам.
В приюте всё складывается отлично и материал отснимают с первого дубля. А ещё мужчины из съёмочной команды забирают сразу двух псов, один из которых натурально расплакался, когда его вывели из клетки и дали понять, что теперь у него вновь есть человек.
Конкретно эту собаку выгнали из дома. Как и меня когда-то. Просто дали пинка под зад, а затем, наверное, как и моя мать, пошли мило улыбаться другим людям, пить чай, спокойно спать или посещать церковь, моля всевышнего даровать им счастья, здоровья и творческих успехов.
Вот так встречаешь человека, смотришь ему в глаза, думаешь, какой он милый и хороший в общении: в бога верит, в храм ходит регулярно. Молодец! А на самом деле он всего лишь жалкий кусок дерьма.
Из приюта уезжаю в странном настроении. Мне и тепло на сердце оттого, что сразу два чистых и преданных человеку существа вновь обрели дом. Но в то же время внутри у меня вновь начали кровоточить старые раны.
Не выдерживаю и набираю номер телефона, который уже несколько раз зарекалась себе удалить из списка контактов. Но, увы, за всё три года я так и не смогла этого сделать.
— Здравствуйте, тёть Наташ, — после трёх гудков на том конце провода всё-таки берут трубку.
— Здравствуй, Вероничка. Давно не звонила. Ну как ты там?
— Всё хорошо, учусь на отлично. Летом проходила практику в одном авторском ателье и меня пригласили на работу после выпуска.
— Ты умничка, с божьей помощью всё у тебя получится. Ты, главное, не забывай церковь посещать и у всевышнего просить помощи, он милосерден, он, знаешь, какой…
— Тёть Наташ, — прерываю я бесконечный поток словесного мироточения, — как там мама, бабушка?
— Ну…
— Что?
— Мать твою из школы уволили.
— За пьянку?
— Так ты знала? — молчу, лишь жду продолжения. — Ещё в начале этого лета. На выпускном такое вытворила, ой…
— А сейчас что?
— Затворница. Да и бабушка твоя лежит, совсем уже не встаёт. Пролежни там страшные, говорят. Но Алевтина сама за ней ухаживать отказывается. В постоянном поиске сиделок, но и они надолго не задерживаются. Одну девочку молоденькую из общины вообще по лицу ударила за пустяк. Там такие разборки были…
— И на что она сейчас живёт?
— Пенсия же есть, да и мы все люди милосердные — помогаем.
— А, ну да…
— Ты приедешь их проведать? — после длительного молчания уточняет тётя Наташа. Она каждый раз спрашивает одно и то же, хотя и знает, что я отвечу категорическим нет.
— Я перезвоню, — откровенно сливаю я этот разговор, а затем убираю телефон, закрываю глаза и откидываюсь на спинку автомобильного сидения.
За рёбрами дерёт. Гадко. Горько. Но жалости нет. Зачем тогда продолжаю звонить? Не знаю…
Пребывая в тухлых думах, не замечаю, как доезжаю до института. Но прошлое всегда меня засасывает. Сейчас я вновь перебрала мысленно всё и всех, кто когда-то молча топтал мою гордость. Каждого! От этого становится муторно, но определённо легче.
Я чувствую, что не просто так прошла по всем этим страшным жизненным лабиринтам. Теперь я стала сильнее. Закалилась. И более никому не позволю манипулировать собой, чувствами и моей любовью. Хотя я и не была уверена до конца, что теперь была способна на последнее.
— Приехали, девушка! — рапортует мне водитель, а я смотрю на часы и понимаю, что ужасно опаздываю. Наверное, Марта уже ждёт меня в кафе.
— Спасибо, — киваю и, на ходу надевая солнцезащитные очки, вываливаюсь из салона в сентябрьское краснодарское пекло.
Делаю всего пару торопливых шагов, а затем без предупреждения получаю разрывную пулю прямо в лоб. Бам — и мозги со свистом вылетают из черепной коробки через затылок. Тело окатывает крутым кипятком, а затем ледяной волной. Колени подкашиваются. За рёбрами в моменте гремит ядерный взрыв.
Потому что я
