и вернулась к друзьям. Не будет она ни за кем бегать. Хочет вести себя как ревнивый засранец – пускай. Только вот в другом месте и с другой девушкой. Никто не будет решать, как ей жить, кроме нее самой.
* * *
Кирилл ехал домой в такси, оставив друзей и ненавистную Роксу. Шашлыки встали поперек горла, как и Рокса, как и глупые вопросы Стаса, куда и почему он уходит. Не хотелось ни с кем говорить. Ничего не хотелось. Андреев только почему-то без остановки вспоминал их первую с Роксой встречу в школе, как он назвал ее куколкой и как они поругались на французском.
Парень прикрыл глаза, растворяясь в песне, что играли в пропахшей дешевым кокосовым освежителем машине таксиста:
А я по тихой грусти иду домой.Когда уже отпустит сука-любовь?Не понимаешь ты, что ты бог мой,Тебе похуй, тебе похуй! [131]
Кир горько усмехнулся тому, как точно попадают песни в последнее время под его настроение. Схватив телефон, парень черкнул три слова в эсэмэске Роксе, открыл окно и швырнул телефон на дорогу.
Тридцать первое мая
– Ты уверена? – Виктор Михайлович грустно переводил взгляд с заявления на столе на Роксану, которая сидела напротив.
– Да, – коротко кивнула учительница, не зная, что еще добавить.
– Не подпишу, пока не расскажешь, что собираешься делать дальше, – весело улыбнулся директор.
– Я беру отпуск с первого июня с последующим увольнением в сентябре. За лето мы решим все квартирные вопросы с Лу, покупатель на нашу квартиру уже есть. Сделка гораздо выгоднее, чем я ожидала. Потом мы переедем в Москву, там квартиру я уже присмотрела…
– А работа? – спросил директор, в который раз поражаясь хватке своей бывшей ученицы.
– Меня уже ждут. Собираюсь преподавать в своем институте первое время. И постараюсь уговорить Лу поступить. Если не в этом, то в следующем году.
– Молодец. – Виктор Михайлович подписал заявление на отпуск с увольнением. – Я очень горжусь тобой, Роксана. Правда горжусь.
Все-таки он не ошибся, когда принял решение помочь школьнице с пронзительными голубыми глазами. Там, где многие видели просто красивую мордашку, он разглядел дух настоящего бойца и знал, что Роксана способна взять любую вершину, на которую нацелится.
– Спасибо, – смущенно улыбнулась девушка, не привыкшая к такой искренней похвале.
Не хотелось вспоминать, как тяжело это все далось. Сколько бумажной волокиты, от которой она свихнулась бы, если бы не Ромкины юридические консультации. Сколько нервов и сил было истрачено на общение с госслужащими. Как итог, Рокса добилась большой денежной помощи для них с Лу как сиротам, нашла сговорчивых покупателей на квартиру и уже присмотрела симпатичную однушку в спальном районе на окраине Москвы.
Она еще немного душевно пообщалась с Виктором Михайловичем, а затем пошла в свой кабинет, чтобы привести оставшиеся бумаги в порядок. На улице было жарко, солнечно, по-летнему радостно, но Рокса с тоской села за стол, проведя пальцами по старой столешнице. Хотелось подвести итоги всего года не только перед Витьком, но и перед самой собой. Роксана прислушалась к тишине пустой школы и одновременно к громкому щебету птиц за окном. Какой диссонанс.
Нечто похожее было и в душе. Радость, что год был веселый, легкий, насыщенный эмоциями, что все ее классы сдали итоговые контрольные на хорошие оценки, что родительский комитет признал ее, что школа выплатила хорошую премию за ее работу, что даже придирчивая завуч и другие учителя прониклись к ней если не любовью, то хотя бы симпатией, что ее бабушка гордится ей, как никогда, и, что самое главное, их отношения с Лу крепки и нерушимы. Они все смогут вместе, и ее маленькая Лу стала совсем взрослой. Рокса готова была разрыдаться от умиления оттого, что она смогла вырастить сестру, и ей удалось практически все задуманное. Совсем скоро все решится с жильем, с переездом, потом она подумает о переезде бабули из собственного дома в квартиру, но это все позже. Все идет по плану. Вся ее жизнь следует намеченному плану.
Рокса резко встала из-за стола и распахнула настежь окно, глядя с третьего этажа школы на улицу, где на баскетбольной площадке играли школьники. Лето дунуло теплым ветром в лицо, растрепав уложенные волосы. Ей всего лишь двадцать один. Ей никто никогда не помогал, и сейчас, как никогда, захотелось собой гордиться, но Рокса вдруг вернулась за стол, машинально достала телефон и открыла последнее сообщение от Кира, которое он прислал ей первого мая. Всего три слова, которые так легко запомнить, что не стоит перечитывать каждый день. Но Рокса доставала телефон, и сегодня был ровно тридцатый раз, как читала: «Пошла на хуй, куколка».
Глупо пялиться в глупую эсэмэску от глупого школьника, но Роксана упорно всматривалась в три слова в телефоне, убеждая себя, что это доказательство того, что все к лучшему. Пусть ужасно, пошло и больно, но так будет лучше. Никому потом не будет плохо. Они не понимают друг друга, они не подходят друг другу, они не созданы друг для друга. Рокса читала это, как мантру, тридцать дней месяца, шептала это, как молитву, когда встречалась с ним взглядом в школе, когда засыпала в пустой кровати на рассвете, когда курила по вечерам, когда волновалась, как он сдаст DELF-DALF, ведь они не занимаются уже тридцать дней. Она думала об этом сообщении, когда слушала французские песни, проклинала глупые тайные отношения, когда вспоминала, как крепко он ее обнимал. И ненавидела весь этот год за то, что в каждом его дне был Андреев.
– Все к лучшему. Это все было несерьезно, – опять пробубнила себе под нос Рокса, чувствуя, как голова начинает болеть, а сердце гадливо сжимается от тоски.
Но вместо того, чтобы придумать пятьдесят причин ненависти к Андрееву-младшему, Рокса с болью подумала о том, что он сегодня сдает ЕГЭ в соседней школе по математике. Все ли там нормально? А еще у него экзамен в Москве по французскому уже через пять дней. Рокса закусила губу от досады. Ей очень хотелось поехать с ним на этот экзамен. Плевать, что глупо
