Жизнь за жизнь. После взбучки от главврача Андрей сделал Кате предложение. И рассчитал с работы. Оценил? Решил, что голодать можно и на одну зарплату. Катя мирно вписалась в обстановку его квартиры. Казалось, что они прожили вместе всю жизнь. В свадебное путешествие они поехали в горы. Засыпанные снегом, седые и торжественные. Горы хранили запах войны и Бога. Катя страстно раздувала ноздри, падала в сугроб и замирала. Снег притрушивал ее лицо и волосы. Она становилась похожей на праздничного индейца. Андрей обмирал от желания. Руки неприлично дрожали. Катя смеялась и обращалась в отсутствие. Умела. Андрей не хотел с ней детей.
Днями она, наверное, лежала на диване. Мыла волосы и готовила еду. Катя не ходила на прогулки и не имела подруг. Книги ее усыпляли. Сильно она умела только мечтать. Иногда в ее голове рождались мысли. Крупные, увесистые, тяжелые. Выстраданные. «От земли, от корней», — раздумывал Андрей. Как правило, это были мысли о нем. Он отшучивался: «Катя, ты что, работала на рентгене?» Но ему становилось тревожно и обидно. Учишься, стараешься, читаешь, преодолеваешь. А кругом — одни самородки. Несправедливость распределения интеллектуальных сил угнетала. Катя была молодой и сильной. Но бесполезной. Не-та-Катя. И это тоже…
Настя заворочалась.
— Ты хочешь о чем-то спросить? — поинтересовался Андрей.
— Да. Может, все-таки найти Марка. Като показалась мне странной. Вдруг поедет и убьет? — Настя виновато заглянула в глаза: «не подумайте плохого».
— Мне лично все равно, — ответил Андрей почти равнодушно.
— Не ври мне, пожалуйста. Ты спишь с его женой, он уехал с твоей — это не может не волновать, — Настя напрягла спину и красиво встряхнула белыми тяжелыми волосами.
— Ну, на эту тему я как раз отволновался. Меня занимает другое. Игорь Львович знает о наших отношениях?
Настя сморщила носик и невинно сказала:
— Нет, ну что ты. Как можно? У меня же Марк. Но ты не волнуйся. Мы с тобой теперь уже точно уедем к папе с мамой. Ты не-мно-о-о-жечко доучишься и будешь великим-превеликим, — Настя провела пальцем по Андрееву носу. Как бы обозначила флагшток.
— И меня будут называть Эндрю? — засмеялся он.
— Ну и что, — нежно пропела она.
В голову разом бросились все мысли о родине. С недавних пор Андрей перестал их любить. Так, наверное, чувствовали себя христиане после великого раскола. Каждому выдали своего бога, кто-то остался посередине. Не уверовал, но географически подтянулся. К Византии или к Риму. И безразлично начал тягать кирпичи из храма. Андрей любил Тбилиси. А точнее, дождь между желтых фонарей Шота Руставели. Но эта земля при разделе ушла от него. Пятнадцать сестер превратились в детдомовских девчонок, которые днем натягивали у кроватей веревки, а ночью таскали из чужих тумбочек. Неуклюжая, но могучая родина осталась в прошлом. Как сказка из детства. Не вернуться. А люди между тем умирали везде… Тогда действительно, какая разница, как тебя будут называть: Андреем или таблетками от похмелья?
— Ты — мой билет на тот свет. — Андрей засмеялся и поцеловал Настю в шею.
— Ценишь? Не бросишь? — Настя царственно припала к плечу. — Но Марка все-таки следует предупредить…
…Настя высидела Андрея, как цыпленка. Он купился на ее преданность. И глупость. Баба Маня не вычислила, что она дура, и пригласила Андрея Николаевича к телефону на пост, предупредив сквозь зубы: «Плачет».
— Андрей, он меня ударил и ушел. Что мне делать? Приезжай, пожалуйста. Не ко мне. Поговори с ним вечером. Я так боюсь, Андрюша, ты всегда помогал. — Трубка пищала и всхлипывала Настиным голосом.
— Позвони Игорю, он ему ноги вырвет, и все встанет на свои места, — спокойно посоветовал Андрей.
— Я боюсь Игоря. Что он обо мне подумает?
— А что я о тебе подумаю, уже не в счет? — поинтересовался Андрей.
— А что мы можем сделать хуже того, что сделали? Я в твоих глазах на себя смотреть уже не стесняюсь.
— Логично, — Андрей еще раз удивился и улыбнулся.
Все действительно просто и логично. Зачем придумывать? Человек с выкрутасами — это творческое излишество. Изыск для эстетов. Андрей поехал. В гостиной был накрыт стол. Роскошный. Андрей часто пользовался этим словом. У него был преподаватель политэкономии с такой фамилией. Смешной, картавый, маленький, скудный какой-то. Политэкономия забылась, а слово запомнилось. Настя была одета в темно-зеленое платье. Наверное, дорогое.
— И так всегда? — спросил Андрей, показав на свечи.
— Да, — кивнула Настя.
— Марк обеспечивает себе высокий уровень жизни. Я так не умею, — Андрей чуть не задохнулся от собственного сарказма.
— А теперь собирается обеспечить мне высокий уровень смерти. Он меня ударил, — Настя настроилась всплакнуть.
— Синяки, ссадины, ожоги? — спросил Андрей.
— Нет, один раз ладонью по морде.
— Профессионал, — похвалил Андрей.
— Понимаешь, последнее время он сдувается, как мыльный пузырь. — Настя была спокойна.
— Откуда такие сравнения? — поинтересовался Андрей.
— Катя твоя выдумала.
— Ну и?..
— Я перестала его любить. А мне это нужно. Ничего другого я не умею. Я буду хорошей. Я тебе помогу. Хочешь, уедем?
— Мне-то за что такая честь?
— Во-первых, у тебя профессия и мастерство, а во-вторых, других мужчин от их жен не оторвешь, а в-третьих, когда бардак закончится, все мои знакомые затонут, а ты всплывешь. Ты в гору пойдешь.
— Да, я говно перспективное, — Андрей погладил себя по животу. — Горжусь, мадам. А с Катей что будем делать?
— Пока ничего, а потом подберем что-нибудь подходящее. Она тяготится нищетой с тобой, вот, я узнавала. — Настя смотрела на Андрея невинными голубыми глазами.
— А ты нищеты со мной не боишься?
— Я помогу. А потом буду гордиться. Ты мне будешь благодарен. А к Като я уже ревновать перестала.
Андрею стало легко. Легко, сытно и спокойно. Он устал находить опухоли на месте вроде бы зарубцевавшейся язвы. Двойное дно пугало и угнетало его. Он оказался беспомощным перед тайнами. С Настей секретов не было. Была только Катя в промежутке. И Марк, не пришедший ночевать.
— Ему просто стыдно, — пояснила Настя.
Беседа о перспективах не завершилась сексом. Им и так было хорошо.
Хорошо было вдыхать аромат дорогих духов, который не волновал и не возбуждал. Хорошо было смотреть на нервно вздрагивающий огонь в свечах. Хорошо молчать и думать, не натыкаясь своими мыслями на чужие. Хорошо.
В тот вечер Катя встретила его нервно курящей на диване. Андрей был обижен на нее за нищету. Удар Насти оказался не болезненным, но метким. «Девушка подарила мужчине самое дорогое, что у нее есть. А он… Скальпель, тампон, ножницы, зашивайте».
