Елена Леонидовна сидела рядом с Лебедовой и, заметив дочь, склонилась к замдекану, явно задавая какой-то вопрос. Зое вдруг стало не по себе, и она почувствовала себя самой последней идиоткой, которая какого-то чёрта пришла на конкурс, и конкурентки ей не по зубам. Тут, наверное, каждая мечтает о победе, а Зоя стоит вот как та варёная рыба, моргает и никак не может привыкнуть к тому, что на неё смотрят. Ещё и первый раунд, эти вопросы…
— А теперь пришла очередь наших девушек представить себя, — затараторил ведущий. — Мы переходим к визиткам. Конкурсантка номер один, — он подмигнул Зое, — остаётся с нами, — а все остальные девушки ждут своей очереди.
Зоя выдавила из себя улыбку, но она, наверное, выглядела очень жалко. Ведущий всё никак не мог умолкнуть, и девушке хотелось зажать себе уши, только б не слышать его противный, резонирующий голос. Впрочем, заученные фразы визитки она выдохнула легко, без запинки, и вновь поймала на себе внимательный взгляд матери.
— Скажите, Зоя, — ведущий повернулся к ней и ткнул университетский микрофон прямо под нос, едва не выбив девушке зубы, — вы влюблены?
Вообще-то, задавать такие личные вопросы было запрещено. Зоя знала, что она должна выстоять здесь, на сцене, в открытом платье, не обращая внимания на холод, обязана поговорить о том о сём с далеко не самым гениальным представителем мужской половины, вечным университетским ведущим, который уже выпустился два года как, а его всё ещё по старой памяти зовут вести мероприятия.
— Ну же, Зоя, — поторопил её ведущий и театральным шепотом добавил: — Это вопрос личного интереса! Я просто пользуюсь служебным положением!
Эта уловка, кажется, предназначалась для другой девушки, но ведущий смотрел на Зою так, как обычно смотрят несколько заинтересовавшиеся своими поклонницами звёзды, пытающиеся примерить ту или иную девчонку к своей постели. Зоя терпеть не могла таких мужчин, и этот парень, имя которого вылетело из её головы, выглядел далеко не лучшим представителем своего пола, хотя, очевидно, был о себе высокого мнения.
В зале послышались смешки, но Зоя видела только маму, буквально сверлившую её пристальным, вредным взглядом. На лбу Елены Леонидовны было прямо написано: "Не делай глупостей, дочка".
А Зоя хотела.
К чему весь этот фарс? Дорогое платье, надетое в университете, где по-хорошему даже пальто нельзя снимать? Она так замерзла, стоит тут, улыбается людям, которых не знает, вместо того, чтобы проводить вечер дома или в каком-нибудь уютном ресторанчике рядом со своим парнем… И плевать, что понарошку! Это она сама себе напоминает раз за разом, а Богдан уже недели две даже не заговаривал об этом.
— Да, — неожиданно легко улыбнулась она. — Моё сердце занято.
— Завидую, — поделился ведущий и продолжил задавать свои глупые вопросы.
Она терпеливо выдержала первую часть конкурса и ушла за кулисы, дрожа. Визитки других девушек проходили куда быстрее, конкурс на смекалку многие проваливали, а Зоя даже не помнила, какие ей вопросы задавали. Это "вы влюблены" было единственным, что было буквально высечено в памяти.
Оставалось только выдержать выступление, а потом блиц-раунд, который вообще выдернули из какого-то "что-где-когда". За кулисами девушки кутались в тёплые куртки, потому что было очень холодно. Те, кто должен был петь, косились на трескучие колонки, завидовали, что Зое повезло отхватить целого аккомпаниатора, а кто-то даже пытался заигрывать с Богданом, но Орловский проявил себя как настоящий чурбан, даже не отреагировал на все девичьи старания.
Зоя откровенно дрожала. Она набросила пальто на плечи и запустила пальцы в тёплый рыжий мех воротника. Пальто подходило к платью, выглядело лучше, чем ненавистные пуховики, и она с трудом представляла себе, как выпутается из него, чтобы петь в тоненьком платье. Заболеет наверняка…
Последняя девушка заканчивала со своей визиткой.
— Всё в порядке? — тихо спросил Богдан, останавливаясь у неё за спиной.
— Думаю, — прошептала Зоя, — как заставить себя соответствовать правилам.
— Да никак, если это, конечно, не законы нашей страны, — фыркнул Богдан. — Ты ж не собираешься сделать ничего плохого?
Занавес на время опустился, позволяя подготовиться к первому номеру, и Орловский, виновато улыбнувшись, словно извиняясь, что должен оставить её на время, уверенно зашагал к фортепьяно и отмахнулся от местного ответственного за звук, пытавшегося подсунуть ему какое-то устройство. Зоя проводила его, отметив про себя, что Богдан хоть и надел рубашку, так и остался в привычных джинсах и кроссовках, не особенно задумываясь о дресс-коде.
Ведущий, оставшийся снаружи, назвал её имя, и Зоя знала, что когда поднимется занавес, она должна уже стоять у микрофона. На решение оставалось около тридцати секунд, и ещё ведь надо было дойти…
А она, выдохнув, поплотнее завернулась в своё тёплое одеяние и бодро зашагала к микрофону. Кто-то из конкуренток тихим шипением окликнул её, дёрнул за полу пальто, но Зоя даже не оглянулась, только рывком высвободила шерстяную ткань из цепких пальцев девушек с других факультетов.
Занавес наконец-то поднялся, и она вновь смотрела на зал, стоя возле стойки с микрофоном, у самого края сцены, там, где её пыталась пародировать низкорослая, вредная Леся. Мать фыркнула — Зоя видела, как искривились её губы, — Лебедова сделала глаза, как те тарелки, даже вскочила, наверное, чтобы самостоятельно отобрать у Зои пальто, но Елена Леонидовна поймала её за руку и сказала что-то, уговаривая сесть. Зоя нашла взглядом недоумённую Лерку, Лесю, брызжущую ненавистью, Иру и Аню в первых рядах, недовольно засвистевших в ответ на её выход, и подумала — а ведь ей настолько всё равно! Впервые в жизни плевать на то, что подумают другие…
Так почему бы не рискнуть?
Зоя сняла микрофон со стойки, отказываясь играть роль кинодивы из прошлого века, и уверенно направилась к Богдану. Тот, правильно её поняв, опустил руки на клавиши фортепьяно и медленно, набирая темп и входя в мелодию не так, как они разучивали, начал играть.
Девушка закрыла глаза, пытаясь прочувствовать песню по-новому, так, как ей хотелось бы её вывернуть, и даже мысленно попросила прощения у автора, прежде чем наконец-то запела, поймав правильную ноту. И ей было плевать, что платье скрыто за пальто, а пальто и её саму за фортепьяно почти не было видно. Зоя впервые позволила себе наслаждаться выступлением. Просто потому, что она была здесь. Просто потому, что пела любимую песню.
Рядом со своим "понарошку" любимым.
Лебедова прибежала за сцену, когда выступление закончилось. Размахивала руками, шипела, а не кричала, только потому, что кричать было запрещено, можно испортить номер тем, кто в этот момент был на сцене. Зоя выслушала её с мягкой улыбкой, не позволяя себе расстроиться.
И на блиц-тур вышла, так и не позволив снять с себя пальто. Даже надела длинные, до локтей, перчатки, потому что так выглядело более органично. Лебедова разве что ядом не плевалась, и если б не Богдан, заговаривающий ей зубы, должно быть, вырвалась бы на сцену и уцепилась бы ей в волосы. Зое было всё равно. Она чувствовала себя умнее конкуренток — не только потому, что быстрее других отвечала на большую часть вопросов, а и потому, что её пальцы не одеревенели от холода, и она легко нажимала на нужную кнопку.
И не дрожала, когда надо было отвечать. Ну и что, что приходилось поправлять меховой воротник, пока остальные красовались в открытых платьях? Зоя велела себе думать больше о здоровье, чем о красоте, и отлично справлялась с этой удачей, успешно игнорируя всё то, что могли о ней сказать другие. Подумаешь, дала ведущему повод три или четыре раза пошутить по поводу её теплолюбивости?
Нет, любовь не греет, иначе это было бы неприлично.
Разумеется, лучше быть дерзкой, чем с насморком.
Он хочет пошутить ещё раз?
…Ведущий хотел. Он даже раз или два перебил ректора, когда тот толкал торжественную речь о том, что он очень ценит особенную красоту каждой своей студентки. Пошутил, что лучше б цени здоровье — включил бы нормально отопление. Ректор не краснел, к нападкам на прохладные батареи он уже давно привык и не реагировал на них, как будто это было чем-то нормальным.
