В общем, когда она наконец вымела из курятника мусор и осталась довольна будущим жильем Блэка, она взглянула на себя и расхохоталась. Припомнила стишок из своего детства: «Закопченную кастрюлю Юля чистила песком. Три часа в корыте Юлю мыла бабушка потом!»
Вика отнесла за загородку миски — та, что с сухим кормом, оказалась уже пуста, опять наполнила ее доверху — и отвела Блэка на место его будущего обитания.
Странно, что он покорно следовал за ней, не пытался упереться или показать зубы. Словно с самого начала выбрал для себя Вику в качестве хозяйки и потому доверял теперь ей во всем.
— Ты будешь жить здесь, Блэк, — сказала она, заглядывая собаке в глаза. — Прости, ничего другого предложить тебе не могу.
Пес так и остался стоять за изгородью, как будто она не в вольере его закрывала, а бросала на произвол судьбы.
— Не смотри ты так на меня! — взмолилась Вика. — На ночь я буду тебя отпускать. И гулять с тобой буду.
И опять вздохнула: «Вот только как Санька на это посмотрит?»
Она сняла с ошейника Блэка свой пояс. В пакете с покупками, что привез отец, она видела новый красивый поводок, но в спешке не успела его достать.
Теперь Вика готовила ужин, но уже не следила за своими действиями, а машинально резала, так же и солила, и ничего у нее не испортилось, потому что, когда она попробовала уже готовый борщ, поняла, что сотворила если и не шедевр, то все равно очень вкусное первое блюдо.
Отбивные тоже вышли ровненькими, аккуратно поджаренными. Сегодня ей все удалось, как и положено хорошей хозяйке, ожидающей с работы любимого мужа.
На самом деле Вика думала не столько о Саньке как о любимом, сколько о его предстоящем решении по поводу Блэка.
Другая жена оказалась бы похитрее, использовала ситуацию, в которой муж продолжал бы чувствовать себя виноватым. И сделала бы все так, как считала нужным, а совершивший преступление супруг не посмел бы и пикнуть… Другая, но не Вика. Она никогда ситуациями не пользовалась.
И все же ей неприятно было думать о том, что Санька может опять скривить губы и проговорить что-нибудь вроде:
— Все люди как люди, и только у тебя все не слава Богу! Кто-то собаку выгнал, а ты подобрала. Наверняка у него какой-нибудь скрытый дефект или какая-нибудь болезнь… Калоша!
Почему вообще он ее всегда унижает?! И почему она принимает это как должное?.. Но это, кажется, она уже пыталась для себя выяснить, да так и осталась ни с чем. И накручивать себя против Саньки заранее просто глупо.
В общем, ужин был готов, и Вика, сняв фартук, пошла к курятнику — теперь к собачьему вольеру — еще раз взглянуть на приблудного пса.
Блэк стоял на том же месте, куда до этого вошел с ней, не присел, не пожелал зайти в куриный домик. То ли его не устраивал все еще не выветрившийся запах прежних хозяев, то ли он чувствовал себя новобранцем, который на этом месте только пережидает момент, когда его заберут в настоящую казарму. То бишь в дом.
— Кто же тебя бросил-то, такого красавца? — вновь спросила Вика. После того как она с горем пополам его вымыла, шерсть Блэка заблестела и сам он стал выглядеть еще представительнее.
Пес посмотрел на нее и повел ушами.
— Не нравится тебе здесь, да?
Она открыла щеколду и зашла внутрь.
— Ну, давай зайдем в эту почти конуру, посмотришь, как я все убрала.
Она потянула пса за ошейник, и он, слегка поколебавшись, позволил ей увлечь себя в курятник.
— Видишь, я подмела. Доски здесь целые. На зиму постелю тебе теплую подстилку. Конечно, шерсть у тебя коротковата, но у нас и зим слишком холодных не бывает. А потом, может, Санька обогреватель какой-нибудь придумает… Если ты ему понравишься. Я бы тебя выпустила во двор, но лучше давай подождем до вечера.
Она вернулась в дом и опять занялась хозяйством. Вымыла с порошком плиту, кафельный пол, протерла хрусталь, поменяла полотенца на чистые, а Санька все не шел. Вернее, будто нарочно медленно шло время — до конца работы на базе оставалось еще тридцать пять минут.
Санька приехал домой ровно в пятнадцать минут седьмого. Вика ждала его и посматривала на кухонные часы с кукушкой. Наверное, и мужу не терпелось оказаться дома и убедиться в том, что семья его все еще существует, несмотря ни на что.
Таких серьезных размолвок между ними прежде ни разу не было, а уж в разных комнатах супруги вообще никогда не спали. Потому Санька в глубине души опасался, что Вика будет продолжать ту же линию, что и вчера. Оставлять его спать в гостиной, не разговаривать, как прежде. Как будто не он первый покусился на то, что мечтал теперь оставить незыблемым, — тепло и уют его семейного очага.
Свое отношение к жене он опять пересмотрел. Подумаешь, с Викой время от времени происходят мелкие неприятности. Так ли уж много посуды она разбила. У них, кстати, особенно дорогой и нет. Закончатся старые тарелки, купят новые. От этих мыслей он даже развеселился. Зато с ней не скучно. Только вот как сказать ей об этом, если она опять не пустит его в супружескую спальню?
Каково же было удивление Саньки, когда Вика встретила его чуть ли не хлебом с солью, и тапки принесла, и стол в гостиной, а не на кухне, уже накрыла. И стояла рядом с полотенцем, пока он мыл руки.
Ко всему прочему, она и в глаза ему как-то просительно заглядывала. Он поначалу умилился: какой Виктория все же ребенок! Но потом насторожился. Чего это он и в самом деле рассиропился! Разве можно с ней расслабляться?
— Что у нас случилось?
— Ничего.
Вика произнесла это медленно и как-то неуверенно. Кого она хочет обмануть? Санька прекрасно знал: когда его жена вот так округляет глаза и старается выглядеть совершенно спокойной, значит, точно — случилось. И она не спешит ему о том сообщать, потому что недавно он сам отбил у нее к откровенности всякую охоту, сказав, что с ней вечно что-то случается! Даже на этой волне пытался сбежать к Лизавете. Какой же он дурак!
Разве плохо, что жена с ним откровенна, рассказывает обо всем, что с ней происходит, и Санька чувствует себя с Викой не только старше и самостоятельнее, а как бы несет за нее ответственность. Ему такое положение дел нравилось. Он чувствовал себя главой семьи, любимым мужем, хорошим хозяином… Этак можно все испортить своими руками! Что же такое она пытается ему сказать? Или не сказать?
Попробуем разобраться сами. Что-то должно лежать на виду, а он из-за своих заморочек не обратил внимания. Вот: в коридоре лежат какие-то пакеты…
Санька и спросил, чтобы подать жене пример откровенности. Мол, пусть она не заходит издалека и не придумывает для своего сообщения какие-то особые слова. Разве они до сих пор не были друг другу самыми близкими людьми?
— А что у нас в коридоре валяется? Я вроде видел пакеты…
— Твой тесть приезжал, — смущенно хохотнула Вика.
Санька посуровел, мигом забыв о том, что он собирался применить всю возможную дипломатию, чтобы с женой вновь не поссориться. Она никогда прежде не говорила о своем отце — «тесть». Еще одна подозрительная деталь.
— Я имею в виду, кроме тестя, — сурово напомнил Санька; он знал, такой тон действует безошибочно, если Вика хоть в чем-то провинилась, она тут же расколется.
И Вика заговорила торопливо, боясь, что он ее перебьет и она не успеет объяснить, как важно то, что с ней случилось:
— Сань, помнишь, на днях мы с тобой говорили насчет того, чтобы завести дворовую собачку. Ты не возражал.
— Ты купила собаку? — удивился он. Ну как понять этих женщин? Приобретать собаку в тот момент, когда едва не развалилась семья.
— Не купила. Этот пес… он просто приблудился. Ни с того ни с сего пошел за мной… Такой, знаешь, несчастный, растерянный…
— Где он?
— Я закрыла его в загородке, в курятнике.
Закрыла собаку в курятнике? То-то он загнал машину во двор и ничего непривычного не заметил.
— Пойдем, вместе посмотрим.
— Поешь сначала, — попробовала уговорить Вика; ей не хотелось рисковать, устраивать «сюрприз» голодному мужу. Бабушка всегда говорила: «Если хочешь чего-нибудь добиться от мужчины, сначала покорми его!»
