Но Санька уже закусил удила:
— Потом поем.
— Да что там смотреть, успеешь еще…
Значит, смотреть нужно было непременно. И немедленно.
Санька не признавался в том жене, но он почти с первых дней совместной жизни — точнее, с тех пор, как понял, что ее ангел-хранитель, весьма медлительный и рассеянный, как сама Виктория, поддерживал свою подопечную лишь в самый последний момент, да и то не всегда — беспокоился за нее. Был настороже. Бдел, стараясь подоспеть вовремя.
Наверное, поэтому он так хорошо изучил все ее нехитрые приемчики, которыми она старалась усыпить его бдительность. Он был уверен, что если кто и сможет его обмануть, то уж никак не Вика.
Иными словами, она падала, спотыкалась и ударялась без особых последствий, ну а если этот нерасторопный ангел-хранитель когда-нибудь попросту промедлит?
Теперь, значит, к ней приблудилась собака. Санька не какой-нибудь там монстр. Он в детстве не вешал кошек и не резал лягушек, и все же Вика напряжена. Пес больной, что ли? С перебитой лапой? Старый?
Но то, что увидел Санька, на самом деле поразило его так, что некоторое время он молчал, не в силах раскрыть рот. Первым чувством его был… испуг. Страх за Вику. Он не мог себе представить, чтобы такая хрупкая, худенькая женщина, как его жена, могла где-то найти и привести домой… такое чудовище.
— Это же собака Баскервилей! — невольно вырвалось у него.
— Ну уж и Баскервилей! — смущенно откликнулась Вика. — Папа сказал, что это дог. Самый обыкновенный.
— Ага, дог в качестве дворовой собаки.
— Но ты же соглашался.
— На дворовую собаку. На дворнягу. Ты знаешь, что это бойцовская собака. Представляешь, сколько она стоит!
— Но нам-то она досталась даром.
— Посмотри, какая у нее пасть. Она нас разорит! На один корм придется истратить столько… — Санька замолчал. Казалось бы, пора уже привыкнуть к жениным сюрпризам. Вот и сегодня, идя домой, он был готов к чему угодно, но к такому… — А если он меня не признает?
— Признает! — горячо откликнулась Вика; раз Санька рассматривает варианты, значит, он настроен вовсе не так агрессивно, как она боялась. Пес не должен ее подвести. Он же умный, может сообразить, что, как скажет Санька, так и будет. — Блэк, иди сюда!
— Ты назвала его Блэком. А почему?
— Так он же черный, — пробормотала Вика.
— A-а, имеешь в виду по-английски… Ладно, давай выпускай!
Теперь уже испугалась Вика. Одна дело проводить эксперименты на себе, и совсем другое — на любимом человеке.
— Но, Санька… а если он на тебя бросится?
— Иными словами, в том, что он меня признает, ты не уверена? А говорила, признает.
— Потому что мне этого очень хочется. Ты не представляешь, какой он умный… Только купаться не слишком любит.
— Понятно, а я ставил машину и еще подумал, что за воду ты разлила. Выпускай.
— Может, давай потихоньку? Сначала зайду я, объясню ему, что ты здесь живешь и он должен слушаться в первую очередь тебя…
— Вика! Это собака, а не человек. «Объясню»! — передразнил он жену. — Но ты права, если он на меня бросится, придется его отправить туда, откуда пришел.
— Как отправить? Его раз уже бросили, он этого не переживет…
— На улицу, я хотел сказать, — жестко проговорил муж и строго посмотрел на нее. Вика не посмела его ослушаться. И открыла щеколду бывшей загородки, временно превращенной в вольер.
Блэк так и не вошел в сам курятник, зря Вика его и уговаривала. И даже не прилег, не присел, а все стоял посреди закрытого сеткой участка, словно ждал, что решит новый хозяин.
— Блэк, — поторопила его Вика, — ну, скорее иди, мы же ждем!
Пес медленно вышел и опять остановился, не доходя до стоявших мужчины и женщины.
— А мне рассказывали, что доги — такие бойцы, просто звери. Может, его выбраковали, потому что он трус?
Неожиданно Блэк глухо… нет, даже не зарычал — заворчал. Мол, прошу не возводить на меня напраслину.
Вика ахнула:
— Неужели он все понимает?
Санька протянул к собаке руку и позвал:
— Ну ладно, не сердись, я был не прав. Лучше иди сюда, будем знакомиться. Давай лапу!
Блэк подошел и дал ему лапу. Вика тихонько пискнула. Она все больше влюблялась в найденыша и так волновалась, что у нее в горле пересохло.
— Признал, значит. — Санька с удивлением прислушался к собственным ощущениям. Он гордился! А кто бы не гордился? Если бы не держал себя в руках, прослезился бы от чувств. Чтобы такой огромный пес признал в тебе хозяина!
Глава девятая
Прежде у Саньки никогда не было собаки. Но вот Вика заговорила о дворняжке, и он так себе ее и представил — одну из тех, что видел в соседских дворах. Маленьких брехливых шавок, к которым по этой же причине относился с пренебрежением. А тут… Можно сказать, лорд собачьего мира. И во дворе у Александра Петровского. Надо побыстрее закончить забор. Их участок все еще наполовину закрыт самой обычной сеткой-рабицей. Защитить свое подворье от чужих завистливых глаз. И пусть во дворе бегает… нет, гордо вышагивает этот огромный пес, который дает лапу хозяину и позволяет себя гладить.
Все-таки его жена — не такая, как другие женщины. Удивительная. Вон даже собаки это признают. Но о своих рассуждениях он ей не скажет, а то еще не так поймет и обидится. Или подумает, что он ей просто леща кидает, чтобы загладить вину. Может не понять, что он только теперь понимает, как близко был от того, чтобы ее потерять и потом жалеть и тосковать о ней всю жизнь… Что-то полезла из него непонятно откуда взявшаяся сентиментальность.
Да разве только это! А их дом? Семейное гнездо, где он все обустраивал своими руками, где его знал каждый гвоздь, где никто над ним не стоял, не зудел, не требовал, не учил жить. Он устраивал все сам, в силу разумения своих двадцати четырех лет, а не глядя из чьих-то глаз, не танцуя под чью-то дудку.
Его всегда сюда тянуло. Это был его ДОМ, который он едва не потерял…
Как раз в это время Вика посмотрела мужу в глаза.
— Загнать Блэка на место?
— Знаешь, пусть лучше по двору походит, поищет место, где ему будет уютно. Тогда я все же разломаю этот курятник, а сооружу ему теплую будку — настоящий собачий дом.
Санька воодушевился. Ему нравилось мастерить и строить. На что-то большое пока не хватало денег, но на дом для Блэка… Дом, который построил Джек. Дом, в котором поселится Блэк…
Может, он не прав, что не хочет иметь детей? Может, если Вика будет сидеть дома и растить малыша, ее невезучесть и рассеянность пройдут сами собой?
Вика удивленно посмотрела на мужа. Она ожидала от него совсем другой реакции.
— А если к нам кто-нибудь придет?
— Закроем калитку на щеколду. Постучат. На днях я проведу звонок от калитки. Что же нам неизвестно, из-за кого лишать собаку свободы?
— Ты так это сказал, будто курятник для него — тюрьма.
— Тюрьма не тюрьма, но там ему неуютно… Хотелось бы знать, как этот твой Блэк нас с тобой воспринимает? — почему-то вздохнул Санька.
Он взглянул на миску Блэка, кажется, им нетронутую, вернулся за ограждение вольера и вынес корм наружу.
— Посмотрим все-таки, где он приляжет, там ее и поставим.
— Ты знаешь, как обращаться с такими собаками? — спросила Вика.
— Нет, откуда бы мне это знать. Просто я подумал… Про собак говорят, что у них тип высшей нервной деятельности. Значит, как и человек, когда такое животное волнуется, это плохо сказывается на его аппетите. А когда он поймет, что мы его ни к чему не принуждаем, он станет вести себя так, как ему хочется…
— А как обстоят дела с твоим аппетитом? — шутливо спросила Вика.
— Голоден аки волк! — проговорил Санька и в подтверждение своих слов рыкнул.
Блэк, шедший впереди, удивленно оглянулся, и супруги Петровские дружно расхохотались.
— Ужин у тебя сегодня получился на ура, — немного погодя выдохнул Санька, откидываясь на спинку диванчика из кухонного уголка, который они недавно купили.
