до сих пор волнует. Вот так и бывает, если ты наивная дурочка, а у него таких как ты…
Дерьмо.
Ещё и об этом думать точно не стоит!
Так и в самом деле сойти с ума можно.
– Да? Совсем-совсем не партия? – дразнится Нина. – Он поэтому у нас под окнами в семь утра стоял, как вкопанный? Когда ты сама только в пять утра заявилась и вообще непонятно где предыдущие шесть часов провела… – добавляет многозначительно.
Вот именно!
– Может и не с ним я эти шесть часов провела? – защищаю свой окончательно падший моральный облик, как могу.
Ответом служит скептический хмык со стороны подруги и новый обречённый вздох – мой.
– И вообще, я думала, ты спишь… – предпринимаю последнюю свою попытку оправдаться.
Хотя то и бессмысленно.
Особенно, если учесть, как лукаво на это усмехается Нина.
– Ты очень громко хлопаешь дверью, – деловитым тоном принимается перечислять она, показательно отставляя указательный палец, пока лично я вспоминаю ещё и том, что не только хлопаю, как оказывается, но и топаю тоже громко. – К тому же, когда твой отец до тебя не дозвонился, то решил набрать мне. Вам же обоим с утра пораньше не спится, ранние вы наши неугомонные пташки, – отставляет средний палец, изображая двойку. – Ну и, раз уж, поспать мне не дали, пришлось вставать, тащиться на кухню за кофе, а та-а-ам… – протягивает торжественно, отставляя третий палец, – такой милый вид из окна на парковку открывается: где ты, охренительный мужик на охренительной тачке с тобой рядом, так охренительно пикантно обнимает тебя и всё такое… – старательно изображает умиление с мечтательным видом, хотя то и выходит жутко фальшиво. – Вот я и решила дать тебе немного времени, прикрыла тебя перед твоим отцом, – заканчивает с наглой ухмылочкой.
Не ведусь на последний жест. Благодарно улыбаюсь ей.
– Спасибо.
И что бы я делала без неё?
Риторический вопрос.
– Че-е-го? Спасибо? И всё? – опять возмущается девушка. – Одним спасибо от меня ты точно не отделаешься! Я требую все подробности. Куда от тебя отвёз? О чем говорили? Раз уж ты с ним целый день провела, так понимаю, скучным он точно не может быть и вы очень даже поладили, разве нет? – делает вполне себе верные выводы девушка.
Почти.
– И да. И нет, – сознаюсь неохотно. – Сначала поладили. Потом… – умолкаю на недосказанности и повторно кривлюсь от собственных воспоминаний, в которых меня фактически бросили.
Нина быстро ловит мой настрой и теряет всю свою беззаботность.
– Давай-ка по порядку, Эва, – хмурится она.
А я что?
Если не ей пожалуюсь, кому ж ещё тогда…
Вот и жалуюсь.
Разговор выходит ещё более длинным. Мы прощаемся, когда время далеко за полночь. Но и тогда не удаётся уснуть. Ворочаюсь. Бездумно пялюсь в темноту. Как конченная мазохистка, никак не могу избавиться от ощущения чужих прикосновений на моём теле. Не освобождаюсь от навязчивых образов и после двухкратного приёма контрастного душа. Снова ворочаюсь, прокручивая в голове недавние события. А потом приходит рассвет. И я всё-таки засыпаю.
Эва
Просыпаюсь ближе к вечеру. Снова принимаю душ. Переодеваюсь. Трачу довольно много времени, чтобы подобрать подходящую одежду, а после сооружаю макияж и причёску, выпустив несколько локонов в районе висков, создающих ощущение небрежности, скрывающей мою дотошность в подборе шпилек. Совсем не потому, что действительно хочется или существует такая необходимость. Простые, почти элементарные действия – тот якорь, за который стоит цепляться, чтоб не утонуть в просыпающейся эмоциональной войне. К тому же изумрудный цвет коротенького платья – один из мною любимых, да и отец одобрит, что я наконец выгляжу не как пацанка в подростковом периоде.
Мария колдует над будущим ужином. Отец так и не возвращается. Я начинаю беспокоиться, снова расспрашиваю её о том, знает ли она что-нибудь по поводу его отсутствия, а затем всё же решаюсь ему позвонить. Абонент недоступен. Благо, страдать новыми противоречиями не приходится. Ворота на территорию распахиваются и въезжает кортеж из четырёх машин, одна из которых принадлежит отцу. Появление его самого тоже не заставляет себя ждать. Уставший, явно не в духе, по старательно сдерживающий весь свой скопившийся негатив, родитель мягко улыбается, увидев меня.
– Идём, ангел мой, – зовёт с собой.
Собираюсь сказать ему о том, что наша былая ссора может и подождать. Пусть сперва умоется, поест и отдохнёт, как следует, уже потом расскажет, в чём дело, а там, глядишь и до моих проблем очередь дойдёт, однако старший нашей семьи меня совсем не слушает. Решительно направляется в сторону кабинета. Количество охраны по периметру дома между тем становится ещё больше, помножившись на количество тех, кто прибывает вместе с ним.
– Ну, ладно, – вздыхаю, плетясь следом за папой.
Тот, расположившись за рабочим столом, в широком кресле, первым делом тянется к припрятанной в одном из ящиков бутылке коньяка. Глотает прямо из горла. Развязывает галстук, оставляя тот болтаться на шее, и расстёгивает верхние пуговицы рубашки, давая горлу свободу. Я останавливаюсь напротив него, наблюдая за происходящим и не тороплю, терпеливо жду дальнейшего. Он открывает ещё один ящик. Оттуда достаёт увесистый конверт, который бросает на стол.
– Я тебе соврал, – сопровождают действия его слова. – Моя возникшая накануне проблема оказалась куда серьёзнее, нежели я тебе сказал, – добавляет на моё молчаливое недоумение. – Такое, как обычно, не решить. Не получается. Не уверен, что вообще удастся, – признаётся с тяжёлым вздохом.
Подхожу ближе. Подбираю конверт и открываю, вытаскивая содержимое. Внутри… фотографии. Незнакомых мужчин. Холёный брюнет в строгом фраке на фоне оперного зала смотрит в кадр с видимым пренебрежением, словно безнадёжно устаёт от всего мира. Ещё один похож на пижона, этакого папенького сыночка – на какой-то светской вечеринке, припивает из фигуристого бокала, улыбаясь во все свои искусственно выбеленные тридцать два зуба. Третий обвешан таким количеством побрякушек, что любой рэпер позавидует. Сомневаюсь, что у меня самой, даже если выпотрошить все шкатулки, столько всего соберётся. Фотографий много. Как и количество запечатлённых на них персон. Ассортимент и содержание, что называется, самое обширное. Хотя не все так уж и незнакомые. Парочка всё-таки мне известна: братья – Алтан и Эмре Моро, мы с ними учились вместе. Сыновья владельца нескольких офшорных банков за границей. И это наталкивает на определённую мысль, пока я перебираю изображения дальше. Может, выглядят мужчины и по-разному, даже национальностей разных, но у всех есть одно безусловное сходство: деньги и финансовое благополучие. Удостоверяюсь в последнем, как только просмотр заканчиваю.
– А чего сразу не принц арабский или иорданский? – выгибаю бровь, глядя на отца с откровенной насмешкой.
Тот
