за собой из кабинета. Они живой стеной перекрывают собой путь в основную часть дома, и мы поворачиваем к лестнице, которой пользуются в основном служащие, когда стараются быть неприметными.
– Они нас проводят. В целях безопасности, – поясняет на моё немое недоумение Мария, после чего опять тащит за собой.
Мой отец – человек не простой. Как он сам говорит, в своей жизни ему приходилось делать разные вещи, не всегда благодетельные, и за некоторые впоследствии приходится расплачиваться. Я напоминаю себе об этом снова и снова, стараясь оставаться благоразумной и не поддаваться охватывающей разум панике, пока спускаюсь по ступеням. Но всё катится к чертям, вместе с моими остатками самообладания, едва мы оказываемся на улице, а где-то среди стен дома раздаётся раскатистый хлопок.
Выстрел?!
Я торможу, вместе с этим осознанием.
Дёргая руку на себя, я освобождаюсь от чужой хватки и разворачиваюсь обратно. Вот только молчаливые личности в чёрных пиджаках следуют за нами и не дают свободно пройти.
– Пусти! – выкрикиваю, пытаясь втиснуться между мужчинами и вернуться обратно к лестнице.
Я должна вернуться к папе. И плевать, что там происходит. Я обязана удостовериться в том, что с ним всё в порядке.
– Нет! – вмешивается Мария.
На этот раз её хватка на моей руке практически стальная. Я едва удерживаю равновесие, лишь чудом не падаю, когда она заново тянет на себя, не позволяя сменить задуманный маршрут.
– Пусти, сказала! – обрушиваю всё своё негодование на неё.
В серых глазах женщины – безграничная тоска, печаль и сочувствие. Но хватка вокруг моего запястья неумолима.
– Нельзя, Эва. Нельзя, – принимается уговаривать она. – Твой отец оставил чёткие распоряжения. Нельзя возвращаться. Ты должна уехать отсюда, как можно скорее, – медлит секунду, а затем добавляет не столь уверенно: – С ним всё будет в порядке.
Врёт. Вижу. Чувствую. Знаю. Не верю.
Ни на одну грёбанную секунду я не верю ей!
Но она права.
Если вернусь, вдруг лишь хуже сделаю?
Неспроста ведь отец такую подготовку устраивает. Иначе когда она успевает собрать мой багаж, да ещё столь основательно?
– Хорошо, – сдаюсь, вопреки всему тому, что бурлит и кипит в моей голове. – Но ты расскажешь мне, что происходит. Всё расскажешь, Мария. Иначе я никуда с тобой не поеду.
– Хорошо, – сдаётся и она.
На улице нас ждут два тонированных внедорожника. Дверца с пассажирской стороны для меня открыта в приглашении.
– Кто они – эти люди? Что они здесь делают в такой час? Зачем пришли? И что им надо от отца? – не оставляю ей ни шанса на то, чтобы затянуть разговор.
Мария брезгливо кривится и тяжело вздыхает.
– Старый счёт.
– И…
Всё?!
Молчит. Упорно. А меня запихивают на переднее пассажирское сиденье, не оставив возможности пытать её расспросами заново. Ещё несколько хлопков дверями. Все на своих местах. Но прежде, чем внедорожники срываются с места, до меня доносится ещё один раскатистый выстрел.
И ещё один.
И ещё.
И…
Не знаю, чем я думаю и на что рассчитываю. Просто схожу с ума. Одним рывком тянусь в бок, хватаюсь за руль и выворачиваю его в сторону. Машину заносит вправо, через бордюр, швыряет прямо на газон. Водитель ударяет по тормозам. А я не дожидаюсь, когда последует что-либо ещё. Пользуясь возможностью, изо всех сил толкаю дверь и вываливаюсь наружу, едва ли действительно чувствую поразившую при падении боль, быстро поднимаюсь и, толком не разбирая дороги, мчусь прямиком к крыльцу дома.
Эва
Под подошвой хрустят осколки разбитого стекла, но едва ли это имеет для меня хоть какое-то значение, как и оставшийся за спиной хаос из криков, призывающих меня остановиться. Вся моя суть стремится туда, где остаётся в беде тот, благодаря кому я дышу. Центральный вход распахнут настежь. Я застываю на границе порога, в немом шоке разглядывая происходящее в холле.
Среди разгромленной мебели четверо мужчин, включая отца. Он стоит на коленях, будто не является хозяином дома, а каким-нибудь провинившимся рабом: руки заведены за спину, голова опущена, смотрит в пол, словно послушная марионетка, смирившаяся со своей незавидной участью. Три возвышающихся над ним чужака – рослые, здоровенные, вооружённые. Нависают, как неумолимая расправа. Сам воздух сгущается от исходящего среди них напряжения. Но совсем не это ужасает меня по-настоящему.
– Я забрал твой бизнес, твоих людей и твои деньги, – произносит тот, кто направляет оружие на единственного родного мне человека. – У тебя ничего не осталось, кроме твоей никчёмной жизни. Её я тоже заберу. Хотя и этого не хватит, чтобы оправдать твой долг передо мной.
Его голос – глубокий, как пропасть. Лучше бы мне свалиться в неё и разбиться вдребезги, нежели сейчас услышать и осознать. До дрожи знакомый. И одновременно чужой. Тот, что способен одним своим звучанием лишить меня возможности дышать. Кислород в лёгких заканчивается. Будто одним беспощадным ударом под дых выбивают его из меня. Ни вдохнуть. Ни пошевелиться.
О каком таком огромном долге он говорит?
Если за него забрал столько всего и при этом мало…
Всё реально настолько плохо?
И совершенно напрасно я об этом задумываюсь, трачу драгоценные мгновения…
– Сдохни, падаль, – добавляет он.
Щелчок предохранителя отражается в моём разуме, подобно радиационному взрыву, когда визуально ещё ничего не случается, но ты и весь твой мир уже мертвы, ничто не спасёт.
– Нет! – бросаюсь им навстречу.
Тот, что ближе всех на пути, реагирует моментально, разворачиваясь. Чужая сильная рука ловит, перехватывает поперёк живота и прижимает боком, заключая в капкан. Мне не позволено продвинуться дальше. Но меня и это устраивает, ведь нацеливший оружие на хозяина дома медлит со своей расправой, и этого вполне достаточно, чтобы добавить:
– Не трогай его! Возьми всё, что хочешь! – выдыхаю сбивчиво и отрывисто. – Если того, что ты взял с него, недостаточно, тогда возьми с меня!
Неохотно и медленно, но тёмный взор устремлён в мою сторону. Злой, дикий и бешеный – даже с расстояния в десять шагов смотрит так, что вмиг пробирает до косточек, до холодного пота и апокалипсиса в моей голове. Как если бы я только что сделала нечто такое, за что никогда не расплачусь, но он всё равно спросит сполна. Реально спросит. И это будет самым лёгким из всего. Ведь вместе со всем остальным, я только теперь осознаю, насколько же всё действительно плохо.
Кай
Щелчок предохранителя знаменует приближение к финалу сегодняшней ночи. Остаётся лишь надавить на спусковую тягу, всё – просто и понятно, нет ничего сложного. Мне не впервые забирать чью-то жизнь, тем более, конкретно той падали, что передо мной – лишь того и стоит.
