class="p1">Мы приехали сюда на такси, поэтому, выйдя из подъезда, я просто поворачиваю в сторону центра. Иду бесцельно, не обращая внимания на названия улиц, просто шагаю, подчиняясь обстоятельствам. Если на перекрестке мне горит красный и ждать нужно долго, я поворачиваю и иду до следующего. Если зеленый, перехожу, иногда даже ускоряясь. Не потому, что мне обязательно нужно на ту сторону, а… просто.
И сама не замечаю, как ноги и схема включения светофоров в столице приносят меня к дому Кирилла.
Тому самому дому…
Я даже не знаю, живет ли он еще здесь, да даже если и живет, что это меняет? Меня он все равно не ждет, да и я не рискну к нему сунуться.
Или рискну?..
Разум кричит, что мне нужно уходить отсюда как можно быстрее, но сердце, мое глупое наивное сердце, сопротивляется. Оно еще надеется на что-то.
На что?!
А туфли будто вросли в асфальт, и я не могу сдвинуться с места.
Стою замершей статуей недалеко от подъезда, не понимая, как здесь оказалась и что делать дальше. Продолжаю сомневаться, спорить с собой, с двумя разными "я". Одна убеждает, что нужно обязательно позвонить в домофон, раз уж пришла. А другая справедливо фырчит, что даже если он дома, он там не один, а со своей злой барби, и велит немедленно убираться отсюда, пока не поздно.
Не поздно для чего?
Во всем, что касается Кирилла, для меня давно уже поздно…
Пока я веду бессмысленный диалог с собой, не замечаю, как сзади ко мне подходят, и бархатный голос, ласкающий кожу уха на расстоянии и посылающий рябь мурашек по телу, как по поверхности ночного озера, спрашивает:
— Надеюсь, ты ко мне?
Не оборачиваюсь.
И не дышу.
Даже не моргаю.
Замерла. Застыла.
Не могу ответить ему, да и не хочу — слова только все испортят.
Прикрываю глаза, продлевая этот момент.
Я так остро чувствую его присутствие. Так же остро, как и раньше. Или даже острее. Каждой клеточкой, каждой ее тончайшей мембраной, каждым волоском на коже я ощущаю Его.
И не знаю, чего от него ждать. От этого ужасно нервничаю.
Все нервные окончания во мне оголены и натянуты до предела. Я словно ощерившийся ежик, но вместо иголок из меня торчат нервы. Которые не жалят внешнего врага, а бьют током их носителя.
То есть меня.
В голове адронный коллайдер из миллиона мечущихся с бешеной скоростью мыслей, но все их можно разделить на две группы с подзаголовками: нафиг я сюда приперлась и почему до сих пор не ушла?..
Кирилл обходит меня и заглядывает в глаза прямым пронизывающим меня насквозь взглядом, привычно заломив правую бровь.
Ноги мои подкашиваются и норовят сложиться, переломившись в нескольких местах.
"Соберись, Маргоша!" умоляю себя мысленно.
Но не получается.
Я впадаю в состояние глубокого транса или даже коматоза, просто от того, что могу смотреть на него.
Не смотреть, а пожирать глазами. Узнавать каждую черточку лица, каждый лучик в уголках некогда любимых глаз, каждую крапинку на небесно-голубой радужке.
Могу чувствовать его запах. Уникальный, узнаваемый, неизменно дурманящий — так пахнет только он. Меня сносит им. Захлестывает.
Я не могу — никогда не умела — разложить запах Кирилла на ароматы, ноты и акценты, но я узнаю его везде. В любой толпе, даже не видя его, я сразу пойму, что он рядом — учую. Я и не представляла, как сильно скучала по этому запаху, и вот я снова могу вдыхать его, вбирать в себя, впитывать…
И я дышу. Дышу полной грудью.
Мне нужно это еще и потому, что его близость вновь творит со мной странные странности. В груди сразу становится тесно, дышать физически тяжело, я будто я кит, выброшенный на берег. Я задыхаюсь, и поэтому дышу.
Парадокс — я задыхаюсь без него, и не могу надышаться, когда он рядом.
По животу расползается жгучий холод, а ладошки, напротив, противно влажнеют, и хочется вытереть их о подол платья. Я едва сдерживаюсь, чтобы не сделать этого, тем самым выдав свое состояние.
Но еще сложнее удержаться от того, чтобы не дотронуться до него. Не протянуть руку — ведь он так близко! — и не коснуться. Я физически ощущаю боль от того, что нельзя… Кончики пальцев нестерпимо колет от желания взять его за руку, шагнуть ближе, вжаться в него.
И вновь чувствовать, что он мой. Мой… Мой! Голова кружится от одной мысли.
Но нет…
Он не мой. У меня нет никаких прав на него. Нет права даже думать об этом.
Это просто встреча — случайная — двух бывших… Когда-то любивших друг друга. Одержимо и зависимо. Но это было давно.
А сейчас он передо мной, а я… Я…
— Я тут случайно, — выпаливаю, стремясь разрушить кокон ностальгии, в который сама себя закутала, это очень опасный путь. — Просто гуляла без определенной цели и вдруг оказалась здесь.
— Уверен, тебя сюда привел…
— Заглючивший внутренний джипиэс, — перебиваю, смеясь, не позволяя ему сказать лишнего.
Мне и так неловко, что он застукал меня возле своего дома.
Как какую-то сталкершу.
Боже, стыдно-то как!
Мои щеки пылают, но я стараюсь выдать это за румянец смущения. Тем более его тоже хватает.
— Ты чем-то расстроена, — роняет утвердительно и уверенно.
И хоть он не спрашивает, я спешу ответить, отрицательно качая головой и улыбаясь — для убедительности.
— Нет. С чего ты взял?
Но не прокатывает.
— Я знаю тебя, Марго. Знаю очень хорошо. И если ты "просто гуляешь", значит, у тебя что-то случилось. Шататься по улице тебя тянет только в разобранном состоянии. Но ты права, ты не расстроена, ты… — он подбирает слово: — Обижена. Твой Дима накосячил?
— Он не косячил! — возмущенно возражаю.
Протест вырастает во мне так резко и внезапно, я возражаю Кириллу так пылко, что и сама убеждаюсь в том, что ничего преступного в действиях Димки не было. Дмитрий Гладких, на самом деле, очень занятой человек, и, на самом деле, впервые — а знакомы мы уже почти четыре года — поставил свои дела выше моих. Он совершенно не виноват, что у меня никудышный "анамнез", фантомные боли и паталогические страхи.
И внушил вот это вот всё мне вовсе не Дима, а человек, стоящий сейчас передо мной и разыгрывающий из себя знатока моих "состояний". Вот где наглость!
— Если кто и накосячил, то это ты! Не хочешь ответить за это? — бросаю обвиняюще, но в конце фразы голос
