можешь вернуться за свой стол.
— Вы уверены, мисс Маркони? — Она бросает взгляд на Доминика, а затем ее взгляд смягчается, когда она смотрит на меня.
Я киваю, потому что не могу вымолвить ни слова.
— Если что, звоните, — говорит она и бросает на Доминика последний ядовитый взгляд, прежде чем уйти.
Мой пульс подскакивает, как только она закрывает дверь, а желудок нервно вздрагивает.
— Что ты здесь делаешь? — Спрашиваю я. По позвоночнику пробегают мурашки, но это не мешает мне замечать, как чертовски красив Доминик.
Его вьющиеся темные волосы сверкают от верхнего света и солнечных лучей, льющихся через стеклянную стену. Его костюм плохо скрывает его широкие плечи и мускулы под ними.
Он заправляет руки в брюки и подходит к окну. Целую вечность он смотрит на город, прежде чем наконец заговорит.
— Почему ты скрыла от меня моего сына?
Мои легкие опустошаются, как лопнувший воздушный шарик.
— Что ты имеешь в виду? — Спрашиваю я, стараясь не подавать виду, что начинаю паниковать, но дрожь в моем голосе выдает меня.
Доминик знает о Лукасе. Я не знаю, как и почему, но тот факт, что он спрашивает, означает, что он знает. Я не должна пытаться притворяться дурочкой или лгать ему, но ничего не могу с собой поделать.
Мне нужно защитить Лукаса.
Он поворачивает голову в мою сторону.
— Не пытайся обманывать меня, Елена. — В его глазах бушует буря, а за ней следует рычание в голосе.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — говорю я едва слышным шепотом. Я отворачиваюсь от него. Я не могу заставить себя смотреть ему прямо в глаза, пока лгу ему.
Напряжение в воздухе ощутимо, молчание громче любых слов, которые каждый из нас мог бы произнести.
Тук… тук… тук… тук.
Мое сердцебиение учащается в четыре раза, когда он приближается. Мои руки начинают трястись, когда адреналин вливается в мои вены. Они холодные и потные, поэтому я зажимаю их между бедер, чтобы он не видел.
Доминик кладет свои сжатые кулаки на мой стол и наклоняется ко мне.
— Посмотри на меня, Елена.
Я закрываю глаза и не могу взглянуть на него.
— Посмотри на меня, — рычит он. Его тон резкий, яростный и властный. Мои мышцы напрягаются, когда его пальцы сжимают мою челюсть и наклоняют мое лицо в его сторону. — Открой глаза.
О, Боже.
У меня перехватывает дыхание, когда я открываю глаза и заставляю себя посмотреть на него.
— Лукас — мой сын. — Он не спрашивает. — Почему ты скрывала его от меня все эти годы, Елена?
Я открываю рот, чтобы заговорить, но вместо слов по лицу текут слезы, которые я не знала, что сдерживаю.
— Перестань плакать, Елена. — Его руки сжимаются в кулаки, а ноздри раздуваются. — Ты не имеешь права плакать.
Я фыркаю, пытаясь остановить слезы, но это невозможно. Доминик прав, это ему пришлось жить, не зная, что у него есть сын, но меня переполняют все эмоции, которые я заставляла себя скрывать в течение семи лет.
— Я держала его подальше от тебя не потому, что хотела этого.
Его ухмылка невеселая.
— У тебя есть пять минут, чтобы объясниться.
Я беру со стола салфетку и вытираю ею слезы.
— У меня не было выбора, Доминик. Ты не оставил мне выбора, ясно?
Он смотрит на меня, выражение его лица каменно-твердое, а льдисто-голубые глаза пронзают меня.
— В чем моя вина?
— Смерть.
Кажется, что его глаза на мгновение расширяются, но я не уверена.
— Я узнала, что ты Смерть, в ту же ночь, когда узнала, что беременна. — Слезы снова начинают застилать мне глаза, размывая его образ. — Ты отрубил палец тому человеку, Доминик, и ты улыбался, когда делал это.
Его густые ресницы вздрагивают, а челюсть сжимается.
— Ты это видела?
— Да. — Я прикусываю губу, пытаясь скрыть свой ужас от воспоминаний. — Ты часть мафии. Нет, ты глава мафии, — поправляю я себя. — Когда я увидела, как ты это сделал, я не смогла заставить себя сказать тебе об этом. Я не смогла бы растить ребенка с таким чудовищем, как ты.
В его глазах мелькнула волна грусти.
— Ты считаешь меня чудовищем?
— Ты убиваешь и причиняешь боль людям. Значит ли это, что ты ангел? — Я смеюсь, не обращая внимания на боль в сердце. — Ты скрывал от меня правду о том, кем ты был. Почему это проблема, что я сделала то же самое?
— Потому что он мой сын, Елена. — Он проводит пальцами по волосам. — Неважно, считаешь ли ты меня чудовищем или нет. Лукас — мой сын, и ты не имела права отнимать его у меня.
— Он и мой сын тоже, и я имею полное право оберегать его, Доминик. — Он ударяет кулаком по столу и низко опускает голову. Проходит несколько секунд, прежде чем он поднимает голову и смотрит на меня. — Семь лет, Елена. Я пропустил семь лет жизни своего сына из-за тебя.
У меня в горле завязывается комок от того, как тихо звучит его голос. Я никогда не видела Доминика таким сердитым и таким печальным. Меня пронзает чувство вины, и я впервые осознаю, насколько эгоистичной я была.
Неважно, что Доминик — двурогий зверь. Когда-то я любила его, и мой сын заслуживает отца, а я так долго держала их на расстоянии друг от друга…
— Прости меня. Я просто хотела как лучше для нашего сына, — пробормотала я. Я посмотрела ему в глаза. — Я не думала, что правда причинит тебе такую боль.
Доминик обходит стол и встает в дюйме от меня. От неожиданной близости у меня по позвоночнику пробегают мурашки.
— Почему ты не сказала мне, когда узнала, кто я?
— Я боялась. — В горле пересохло, и я сглотнула. — Ты солгал мне. Я понятия не имела, как ты отреагируешь, если узнаешь, что я знаю твою истинную сущность. Единственное, о чем я могла думать в тот момент, это как защитить себя и нашего ребенка.
— Я не лгал тебе, Елена. — Он садится на край стола, так близко, что его нога задевает мою. — Я скрывал от тебя правду, чтобы защитить тебя.
— У тебя плохо получилось защитить меня.
Доминик молча наблюдает за мной, не выражая протеста. Воздух вокруг нас плотный, но его напряженный взгляд упирается мне в живот, согревая изнутри. Боже, как этот человек влияет на меня. Я должна ненавидеть его за то, что он такой засранец, но я даже не могу отвести от него глаз. Это битва между моей головой и моим сердцем, и я не могу сказать, кто из
