— Не путаю. Всего один раз, Арина. Выкидыш на седьмой неделе, — положив на стол пакет с апельсинами, Эмиль надвигается на меня и, оказавшись рядом, берет мое лицо в ладони, внимательно изучает глаза. — Это был мой малыш?
— Твой, — подтверждаю я. — Но... Я его потеряла, Эмиль. И уже как бы смирилась. Ведь ничто не вернет мне то чудо, что я не смогла сберечь.
— Из-за меня, да? — хрипло шепчет мне в губы. — Прости, Арина.
Хочется сказать, что ни черта не из-за тебя. Но я молчу, всматриваясь в синие, безумно любимые глаза. Не понимаю, почему он так говорит. Ведь в больнице обязательно должна была быть и другая информация. Что я потеряла одного из двух малышей... И что родила второго через семь месяцев.
— Откуда ты это узнал?
Эмиль отстраняется, отходит к окну.
— Сегодня Глеб приходил. Сказал, что после моего так называемого «исчезновения» ты хотела наложить на себя руки. В итоге... — он бьет кулаком в подоконник. — Мой человек обещал мне подготовить документы о тебе через три дня. То есть... Они будут на моем столе уже послезавтра. Салтыков вчера просто убил меня словами. С утра поехал в больницу и уверился... Ты действительно лишилась нашего малыша.
— И что тебе еще Глеб сказал? — тихо интересуюсь я.
Артист хренов! Даже сейчас не оставляет нас в покое. Все карты снова перемешивает. Неужели все документы уничтожил и оставил только то, что ему выгодно? Это разве возможно? Тем более сейчас, когда у него ни гроша за душой? Или все-таки в друзьях остались люди с хорошими связями?
— Что ты была хорошей женой, но от него детей не захотела.
Я улыбаюсь, а потом тихо смеюсь, дальше... Этот смех превращается в хохот. Даже слезы из глаз брызжут.
Вот придурок! Вот скотина! Да ну тебя, Глеб, в пятую точку! Фантазия-то у тебя офигенная. Даже я не смогла бы додуматься и так нагло соврать!
Фу, аж тошно становится. Всего одна мысль: я и Салтыков в кровати — и блевать хочется.
Не думаю, что Эмиль ему поверил. Просто решил убедиться и поехал в больницу, а там подтверждение слов Глеба. Охеренный план, однако! Специально все Салтыков накрутил! Возможно, с помощью своих защитников! То есть моего и своего папаши.
— Нет, Эмиль, ну это действительно такой ржач, — не могу прекратить смеяться. Аж живот разболелся. — Я... Лучше уйду.
Мне нужно успокоиться. Просто взять себя в руки. Что я и делаю в следующий момент. Иду в ванную, умываюсь, привожу себя в порядок.
Застаю Эмиля на балконе. Он с кем-то общается по телефону на повышенных тонах.
— Надо срочно. Никаких двух дней. Я уже с ума схожу тут, понимаешь? — рычит он в трубку. Я стою сзади, изучаю его мощную фигуру. Мечтаю, чтобы все скорее закончилось. — К вечеру жду всю информацию у меня на столе. Ты понял?
Не знаю, что отвечает Эмилю его собеседник, но Бестужев готов орать в голос. Он сжимает пальцы в кулаки, волосы свои тянет, вырвать их хочет, походу.
Я ложусь на диван в гостиной, чувствуя, как меня выворачивает наизнанку. На самом деле Глеб снова умудрился меня удивить. И Эмиль тоже, естественно. Значит, вечером, когда он узнает обо мне все, то обязательно примчится. Пусть не ради меня, но ради Эмилии уж точно.
Глава 19
Разочарование — очень плохое чувство. Тем более когда человек разочаровывается в близком, любимом мужчине. Пусть я искренне считала, что Эмиль буквально через несколько часов вернется ко мне, узнав какую-либо информацию о прошлом, все случилось немного наоборот — его нет целых два дня.
Зато приехала Дилара, которая говорит без умолку, рассказывает, как прошла ее командировка. Да, я вижу по ее глазам, как она рада тому факту, что доказала своему бывшему, какая она крутая и что может сломать его, несмотря на то, как бешено колотится ее сердце, когда Камиль рядом.
Как и мое сердце, когда Эмиль рядом.
И мы даем отпор, хоть всем сердцем и душой хотим обнять, прижаться. Забыть все обиды.
Было бы это так легко сделать, как сейчас звучит.
Моя дорогая подруга беременна. От чужого мужа. И да, она боится. Ей страшно. Я же... Я смотрю на нее и вижу в ней себя. Точно так же она бежала в аптеку восемь лет назад, покупала мне тест на беременность и ждала, когда я его сделаю. Радовалась вместе со мной двум ярким красным полоскам, хоть на душе кошки скребли.
Едва я успокаиваю Дилару, оставив ее в гостиной, иду переодеваться. Нам нужно ехать в больницу, узнать, какой срок у малыша. Но, как всегда, в самый неподходящий момент кому-то приходит в голову позвонить мне. И это, естественно, Эмиль, на которого я адски зла. И будь он рядом, я бы... Агррр! Убью же! Мерзавец!
— Да, Бестужев!
— Арин, ты где? Надо поговорить.
— Где я? Дома я, шеф. Что-то не так? — аж рычать в голос хочется.
— Надеюсь, полностью выздоровела? — уточняет совсем тихо. Его спокойствие меня просто бесит!
— Да, шеф, представляешь, полностью выздоровела! И даже тест на беременность купила! Две полоски! Прикинь!
Воцаряется ожидаемая тишина. Эмиль молчит, в то время как я натягиваю на себя кофточку.
— Ну что, шеф, язык проглотил? — цежу я сквозь зубы. — На обследование еду. Некогда с тобой тут болтать. На работе буду после обеда. И без всякого отдыха и прочего. Даже обещаю. Пока.
Уже собираюсь отключиться, как слышу вопрос Эмиля:
— Что за ересь ты несешь?
— Почему же ересь, дорогой шеф? — забираю сумочку и ключи от автомобиля. — У тебя же есть личная жизнь. В доме твоем красотки-модели живут. Днями исчезаешь черт пойми где. В сексе, так понимаю, не нуждаешься. А это значит лишь одно: у тебя есть женщина. А у меня мужик, который мне ребенка сделал.
Дилара закатывает глаза. Да, я иногда могу переборщить с шутками, но сейчас Эмиль меня настолько бесит, что пофиг. Хочется подколоть его как можно сильнее, сделать невыносимо больно. Пусть ощущает то, что творится у меня внутри. Пусть испытывает аналогичные чувства.
— Как только будешь в компании, так сразу ко мне, — командует он.
— Угу. Так точно, босс. До встречи.
Я вырубаю звонок и, как маленький ребенок, топаю ногой. Взорвусь скоро, ей-богу.
— Поехали? — грустно спрашивает Дилара, гладя рукой все еще плоский живот. — Мне страшно, Арин.
— Ничего там страшного нет. Всего лишь девочка. Маленькая и такая милая. Которая очень скоро появится на этот свет, посмотрит на тебя. Даже улыбнется. И ты вся такая растаешь. Прижмешь ее к себе, расцелуешь. Поплачешь и пообещаешь, что никому ее не отдашь. Что любого ради нее прикончишь, порвешь.
Дилара улыбается сквозь слезы и поспешно кивает несколько раз. Выходим мы из дома буквально через десять минут. Я звоню знакомому врачу, сообщаю, что нам нужно пройти немедленное обследование. Она, благо, соглашается, но заранее предупреждает, что времени у нее не так много. Ладно, нам нужно всего лишь минут десять. Срок еще маленький.
Выходим из больницы довольные. Пятая неделя беременности, все у Дилары и малыша замечательно. Подруга крепко сжимает в руке снимок УЗИ. Весь путь в компанию пялится на него, то улыбается мечтательно, то слезы льет.
Как же понимаю, что она сейчас испытывает.
Господи, почему все мужики такие козлы? Эмиль, например, знал, что я беременна. Но ни разу эту тему не затронул после возвращения, вплоть до позавчерашнего вечера. И то Глеб его обманул, что я потеряла ребенка. Точнее, он все сказал верно, но и именно о том, что это был один из малышей и что второй жив и здоров, промолчал.
— Это разве не Глеб? — спрашивает Дилара, шмыгая носом. — Смотри, в машину садится, — тычет пальцем в сторону красной тачки, где он показывается не один, а со своей бывшей, с которой за последние восемь лет успели раз двадцать поссориться, послать друг друга в пешее эротическое. И вот, вновь помирились.
Чего только между ними не происходило. Салтыков всегда бежал к ней, будучи со мной в браке. Ну, естественно, ему же баба была нужна. Я его близко никогда не подпускала. Он мужчина, в конце концов. Пусть и долбанутый на всю голову. У них будто какая-то больная любовь.
