— Наверное, я соглашусь, — сказала Талли Робину как-то вечером.
Стоял апрель. Окна были открыты. С каждым днем становилось теплее. Пришла весна.
— Это меня ничуть не удивляет, — ответил он. — Ты всегда любила свою дурацкую работу. Но скажи мне, зачем тебе это сейчас?
Талли потерла руки.
— Я не знаю, — сказала она.
— Разумеется, — Робин развернул газету и повернулся к Талли спиной. — Теперь тебе будет казаться, что все, как раньше. Что ничего не происходит. Жалкий самообман.
— Они предложили мне, большие деньги, — сказала Талли так, словно это что-то объясняло.
— Зачем тебе деньги, Талли? — спросил он. — Не беспокойся, — добавил он с иронией, я не дам вам с Джеком умереть с голоду на вашем пляже. Кроме того, деньги никогда ничего для тебя не значили. Иначе ты бы давно меня полюбила. — Он повернулся к ней — его лицо было мрачным и спокойным. Он встал перед ней, сложил на груди руки и спросил; — Талли, наша с тобой жизнь и правда была так плоха?
— Нет, — подумав, ответила Талли, — она не была так плоха.
В конце апреля Талли удвоила Милли жалованье, оставила Дженни на ее попечение и вышла на работу, согласившись стать директором.
Уже четыре долгих месяца никто не ласкал Талли, и ей очень этого не хватало. Однажды ночью, когда у нее особенно сильно жгло сердце, она пришла к Робину. Она легла рядом с ним, обняла его и вдохнула запах его волос. Той ночью он не повернулся к ней, но на следующую ночь не устоял. Потом, когда она лежала в его объятиях, Робин спросил:
— Когда он приезжает?
— Я не знаю, — ответила она.
— Ты надеешься, что скоро?
— Не знаю. Наверно, да.
— «Наверно, да», — передразнил ее Робин, не зная, что сказать. — И когда ты уезжаешь?
— Я не знаю. Ты отдашь мне моего сына? — спросила Талли.
— Талли, ради Бога! Дело не в нем.
— Именно в нем. Я не могу уехать без него.
— Ясно, ты не можешь уехать без него… Это до меня не доходит. Ты готова отказаться от всей твоей жизни: от прекрасной новой работы, от дома, от друзей, от матери. От меня. Почему тогда и не от него?
— Он мой сын! — закричала она.
— Тссс! — Он прижал палец к губам.
— Он мой сын. Он не собака! Я не могу без него! И он не жертвенный агнец, которого приносят на алтарь.
— Понимаю. Значит, мы — собаки. Мы — все остальные.
— Я еще здесь, — всхлипнув, сказала она и отвернулась от него.
— Да, но не по доброй воле. Хорошо, я надеюсь, что он скоро приедет за тобой, Талли. Скажи мне, ты думаешь, он был тебе верен?
— Если даже ты не был мне верен, — всхлипывая, сказала Талли, — значит, никто на свете не может хранить мне верность.
Недели две спустя Талли опять спала на полу в детской. Было совсем раннее утро: часа три или четыре. Она проснулась и заметила, что укрыта одеялом.
Талли не могла понять, что ее разбудило. Она закрыла глаза и попыталась задремать, но уйти в сон было так страшно, что она тут же снова проснулась. Она никак не могла понять, в чем причина страха. Нет, ей не приснился кошмар. Что-то другое, неуловимое. Что же?
Талли решила было, что все это сон, но страх был таким реальным, таким свежим, что Талли приподнялась и села на полу. И тут она почуяла дым.
Она отшвырнула одеяло, на четвереньках доползла до двери, дотянулась до ручки и, ухватившись за нее, встала на ноги. Она распахнула дверь. В коридоре пахло сильнее.
Талли закричала. Потом она не могла вспомнить, что именно она кричала. Бумеранг рассказал, что проснулся оттого, что мама выкрикивала имя папы.
— РОБИН! РОООООБИИИИН! РООООБИИИИН! — Талли пробежала мимо ванной, мимо комнаты Бумеранга, прямо в спальню. В комнате стоял густой дым, и Талли показалось, что кровать охвачена пламенем.
Она упала на колени, сделала глубокий вдох, задержала дыхание и поползла к кровати. Робин лежал на дальней от двери и ближней к окну стороне, — там, где обычно спала она. Дым разъедал глаза, и Талли с трудом разглядела Робина. По комнате расплывался дым; весенний воздух, врываясь в полуоткрытое окно, раздувал огонь на постели. Она схватила Робина за руку, но он не двигался. Она боялась окликнуть его, боялась дышать, она дернула его за руку, и его голова свесилась с кровати. Талли дернула еще раз, она тянула и тянула его за руку до тех пор, пока он не упал на пол. «Все в порядке, все в порядке, все в порядке, — твердила про себя Талли, — все в порядке, он просто потерял сознание». В соседней комнате — а Талли показалось, что где-то очень далеко, — захныкал Бумеранг. Она с трудом доволокла Робина до окна и невероятным усилием, заставившим ее зарычать, взвалила его на подоконник. Настежь распахнув окно, она высунула его голову на свежий ночной воздух и сама начала жадно дышать. Дым становился все гуще. Пламя уже распространилось по всей постели, горели одеяла, подушки. Ждать, пока Робин придет в себя, было нельзя. «Я должна вытащить его отсюда, — подумала она. — Если я этого не сделаю, он не выйдет отсюда никогда». Талли трясла его, вдувала воздух ему в рот, она делала искусственное дыхание, снова трясла его. И снова вдувала, в его легкие воздух.
— Проснись, Робин, проснись! кричала она.
В доме напротив зажегся свет. Из окна высунулась соседка.
— Пожар! — раздался ее вопль. — О Господи, пожар!
— Позовите на помощь! — крикнула ей Талли.
Она дышала в него, трясла, дышала, трясла, дышала, трясла. О Господи! Наконец Робин пошевелился, и тут Талли затрясла его с удвоенной силой.
— Робин, проснись! — кричала она. — Ну пожалуйста! Проснись, помоги мне!
Он закашлялся, и его вырвало на подоконник, — теперь его трясло уже без помощи Талли.
— Помоги мне, Робин, помоги мне! Ну же!
— Все в порядке, — прошептал он. — Дети?…
: — Пойдем, пожалуйста!.. — Сама задыхаясь, Талли помогла ему встать. Они на четвереньках выползли из комнаты. Робин несколько раз падал. Талли помогала ему, подталкивала сзади. Бумеранга в спальне не оказалось, и Талли, страшно испугавшись, бросилась к окну, а Робин — в спальню Дженнифер. Бумеранг был там, он: лежал под кроваткой Дженни, держа ее на руках. Робин взял у него девочку, позвал Талли, и все трое побежали вниз по лестнице. Робин был во влажных пахнущих рвотой трусах и майке, Талли — в старом мокром от пота синем костюме, дети — почти голые. Но стоял май, было тепло. Уже открыв входную дверь, Талли вдруг вспомнила о Хедде.
— Мать, — сказала она Робину;
Тот повернулся и хотел, бежать обратно в дом, но тут Талли услышала, как к дому подъехали пожарные машины.