Жалости как не бывало. Лион порывисто наклонился к Мэгги, глаза его блеснули.
– Вы говорите о ней так, будто она принадлежит Дрохеде, – сказал он резко. – Предупреждаю вас, миссис О’Нил, вы ошибаетесь!
– Какое у вас право судить, что такое Джастина и где ей место? – вспылила Мэгги. – Вы же сами сказали, что видели ее в последний раз, еще когда жив был Дэн, с тех пор два года прошло!
– Да, правда, прошло два года. – Он заговорил мягче, заново ощутив, во что, должно быть, превратилась ее жизнь. – Вы мужественно переносите свое горе, миссис О’Нил.
– Вот как? – Она силилась улыбнуться, по-прежнему глядя ему прямо в глаза.
Вдруг ему стало понятнее, что, должно быть, нашел в ней кардинал Ральф, почему так ее любил. В Джастине этого нет, но и он ведь не Ральф, он ищет совсем другого.
– Да, вы мужественно все это переносите, – повторил он.
Она мгновенно уловила скрытый смысл его слов, болезненно поморщилась. Спросила дрогнувшим голосом:
– Откуда вы знаете про Дэна и Ральфа?
– Догадался. Не беспокойтесь, миссис О’Нил, больше никто ничего не знает. Я догадался потому, что знал кардинала очень давно, задолго до знакомства с Дэном. В Риме все думали, что кардинал – ваш брат, дядя Дэна, но Джастина раскрыла мне глаза в первый же день, когда я ее встретил.
– Джастина? – вскрикнула Мэгги. – Только не Джастина!
Она яростно ударила себя кулаком по колену, Лион наклонился, перехватил ее руку.
– Нет-нет, миссис О’Нил! Джастина понятия ни о чем не имеет, и дай Бог, чтобы она никогда не узнала правду! Поверьте, это была просто нечаянная обмолвка.
– Вы уверены?
– Клянусь.
– Тогда объясните, ради всего святого, почему она не едет домой? Почему избегает меня? Неужели ей так невыносимо меня видеть?
Не только слова, но и смертельная тоска в ее голосе открыли ему, какой пыткой было для нее, что дочь за эти два года ни разу ее не навестила. Задача, что привела его сюда, казалась уже не столь важной, появилась другая: успокоить страхи матери.
– Это моя вина, – решительно сказал он.
– Ваша? – с недоумением переспросила Мэгги.
– Джастина собиралась поехать с Дэном в Грецию и убеждена, что, если бы поехала, Дэн остался бы жив.
– Чепуха! – сказала Мэгги.
– Вот именно. Нам с вами совершенно ясно, что это чепуха, а ей – нет. И только вы можете ей это объяснить.
– Я? Вы не понимаете, мистер Хартгейм. Джастина никогда, за всю свою жизнь, не прислушивалась к моим словам. В прежние времена я еще могла хоть как-то на нее повлиять, но теперь об этом и думать нечего. Она даже видеть меня не желает.
Это прозвучало безнадежно, но не униженно.
– Я попалась в ту же ловушку, что и моя мать, – просто, почти сухо, продолжала Мэгги. – Дрохеда – это вся моя жизнь… этот дом, книги… Здесь я нужна, здесь в моем существовании еще есть какой-то смысл. Здесь люди, для которых я – опора. Моим детям я никогда не была опорой. Никогда.
– Вы не правы, миссис О’Нил, будь это правдой, Джастина преспокойно, безо всяких угрызений совести, могла бы приехать домой. Вы недооцениваете ее любовь к вам. Я сказал, что Джастина теперь мучается угрызениями совести по моей вине, это из-за меня она осталась в Лондоне, она хотела быть со мной. Но терзается она из-за вас, а не из-за меня.
От Мэгги дохнуло холодом.
– Она не имеет права терзаться из-за меня! Пускай страдает за себя, если не может иначе, но не за меня! Только не за меня!
– Значит, вы мне верите, что она понятия не имела о Дэне и кардинале?
Ожесточение Мэгги схлынуло, словно он напомнил, что тут еще многое поставлено на карту, о чем она позабыла.
– Да, – ответила она, – я вам верю.
– Я приехал к вам потому, что Джастина нуждается в вашей помощи, но не может вас об этом просить, – сказал Лион. – Вы должны ее убедить, что надо опять жить настоящей, полной жизнью… и не в Дрохеде, у Джастины своя, отдельная, жизнь, с Дрохедой никак не связанная.
Он откинулся в кресле, положил ногу на ногу, снова закурил.
– Джастина сейчас носит некую власяницу, казнит себя и кается в несуществующих грехах. Только вы одна и можете ей это растолковать. Но предупреждаю вас, если вы решите раскрыть ей глаза, она уже не вернется домой, а вот если станет продолжать в том же духе, так, пожалуй, вернется навсегда.
Лион чуть помолчал.
– Для женщины с ее характером сцена – еще не все и уже недалек тот день, когда она это поймет. Ей станут нужны близкие люди, и придется выбирать: либо родные и Дрохеда, либо я. – Он улыбнулся, глядя на Мэгги все понимающими глазами. – Но только близкие люди – это для Джастины тоже недостаточно. Если она выберет меня, она может сохранить и сцену, и вот этого преимущества Дрохеда ей не даст. – Теперь он смотрел на Мэгги сурово, как на противника. – Я приехал просить вас постараться, чтобы она выбрала меня. Возможно, мои слова покажутся жестокими, но мне она гораздо нужнее, чем вам.
Но и к Мэгги вернулась обычная твердость.
– Дрохеда тоже не такой плохой выбор, – возразила она. – Вы говорите так, будто на этом для Джастины все кончится, но вы сильно ошибаетесь. Она и сцену сможет сохранить. У нас тут есть отличная любительская труппа. Даже если Джастина выйдет замуж за Боя Кинга– мы с его дедом много лет на это надеемся, – пока она будет в разъездах, о ее детях позаботятся не хуже, чем если бы она вышла за вас. Здесь ее родной дом! Наша здешняя жизнь ей знакома и понятна. Если она выберет Дрохеду, так не вслепую, а прекрасно зная, что ее ждет. А можете ли вы сказать то же самое о жизни, которая ждет ее с вами?
– Нет, – невозмутимо ответил Лион. – Но Джастина среди неожиданностей как рыба в воде. В Дрохеде она задохнется от однообразия.
– Вы хотите сказать, что здесь она будет несчастна?
– Нет, не совсем. Я не сомневаюсь – если она решит вернуться и выйдет за этого Боя Кинга… Кстати, кто он такой?
– Наследник соседнего имения, Бугелы, друг детства Джастины, но хотел бы стать не только другом. Его дед желает этого брака, так сказать, из династических соображений, а я – потому что, на мой взгляд, именно это Джастине и нужно.
– Понимаю. Что ж, если она вернется сюда и выйдет за Боя Кинга, она научится быть счастливой. Но ведь и счастье относительно. Едва ли та жизнь принесет ей такое удовлетворение, какое она нашла бы со мной. Потому что Джастина любит не Боя Кинга, миссис О’Нил, она любит меня.
– Тогда она выбрала очень странный способ доказывать свою любовь, – заметила Мэгги и позвонила, чтобы подали чай. – И потом, мистер Хартгейм, я уже говорила, вы переоцениваете мое влияние на дочь. Джастина никогда ни в грош не ставила мои слова и тем более – мои желания.
– Вы умная женщина, – сказал Лион. – Вы и сами знаете, что можете повлиять на нее, если захотите. Единственная моя просьба – подумайте о том, что я сказал. Не торопитесь, время терпит, и я тоже человек терпеливый и умею ждать.
