Джен увидела, что Талли покраснела, и спросила:
— Ну что, вы, наконец, закончили?
— Боюсь, что нет, — покачала головой Талли. Она взяла свою сумку и дотронулась кончиками пальцев до руки Дженнифер. — Джул, — сказала она. — Я не была в мае на школьном балу, но, кажется, ты говорила, что какой-то парень все время приглашал Дженнифер. А Дженнифер — его?
Джулия непроизвольно улыбнулась.
— Да, — ответила она. — И это наводит на мысли. Но, по-моему, это был другой парень. Я хочу сказать, тот парень тоже был блондин, высокий, стройный и все такое, но он был как следует выбрит и в костюме.
— О, конечно, какие мы глупые, правда, Джен? — продолжала паясничать Талли. — Ясно, что это совсем другой парень.
Дженнифер скрестила руки на груди.
— Ну что, теперь, наконец, все?
Джулия и Талли посмотрели друг на друга.
— Не знаю, — сказала Талли. — Мы закончили, Джул?
Джулия засмеялась.
— Да, думаю, теперь уже — да, — ответила она.
— Вот и хорошо, — заметила Дженнифер. — Потому что мне нечего вам сказать. Выметайтесь отсюда.
— Нас уже здесь нет, — сказала Талли и легонько дернула ее за волосы.
— Не забудьте мои подарки, девочки, — напомнила Дженнифер.
Когда Талли и Джулия отошли достаточно далеко, Дженнифер вышла из дома и закричала:
— Эй, он не просто сообразительный — он самый умный!
Они повернулись как по команде.
— Его номер «тридцать», к вашему сведению, — добавила Дженнифер и захлопнула дверь.
На углу Уэйн-стрит и Сансет-корт Джулия повернулась к Талли.
— Почему она ничего не рассказывает нам? — спросила она.
Талли пожала плечами.
— Рассказывает ровно столько, сколько хочет. Ты хоть раз разговаривала с ним?
— Нет, — ответила Джулия, и от семнадцатого дома до Хантона они прошли в молчании. Талли не ходила на школьный бал в мае, вспоминала Джулия. И она не видела, как Дженнифер смущалась, не решаясь посмотреть в лицо семнадцатилетнему пареньку, обнимавшему ее за талию. Джулию тогда потрясло выражение лица Джен; но, поскольку Дженнифер с тех пор ни разу об этом не упомянула, Джулия, когда рассказывала Талли о бале, как-то забыла придать этому эпизоду значение. Она и совсем было об этом забыла, пока вдруг снова не увидела точно такое же выражение в глазах Дженнифер, когда та разговаривала с парнем у соседнего шкафчика. И вот тогда, сопоставив все это со школьным балом, она и рассказала Талли. И Талли сразу всполошилась. Она начала высмеивать парня и изводить Дженнифер разговорами о нем при каждом удобном случае.
— Не может быть, чтобы он так много значил для нее, — сказала Джулия, останавливаясь на углу Уэйн-стрит и Десятой улицы. — Ведь мы даже не знаем, как его зовут.
Талли легонько хлопнула Джулию по руке.
— Узнаем. Сегодня же вечером, — и, как бы продолжив свою мысль, спросила: — Ты придешь с Томом?
— Ну конечно, — сказала Джулия.
— Ну конечно, — передразнила Талли. Она закатила глаза и фыркнула.
Джулия прильнула к подруге. Девушки стояли посреди дороги, посреди небольшого техасского городка, посреди всей Америки, посреди индейского лета[3].
— Я открою тебе маленький секрет, Талл. Ты ему тоже не нравишься.
— А что значит «нравиться»? — спросила Талли.
Что значит «нравиться»? — думала Джулия, в спешке переодеваясь. — Что значит «нравиться»? — думала она, спускаясь по лестнице и, как всегда, чувствуя себя несчастной из-за своего мексиканского лица и округлых мексиканских же форм. Слава Богу, Том еще не пришел, и он не слышит восторгов ее матери.
— Господи, какая же ты у меня красавица! Какое прелестное платье! Покрутись-ка, я тебя рассмотрю, о, девочка моя, как ты выросла, как красиво лежат твои волосы, ах, сколько сердец из-за тебя разобьется!
Однако Том услышал. Его приход только подстегнул мать к новым излияниям.
— Ну разве она не красавица. Том, ну разве она не прелесть?
Джулия закатила глаза — манера, которую она переняла у Талли.
— Мама, пожалуйста!
— Да, она красивая, — подтвердил Том. — Ну что, идем?
Анджела подошла к дочери и сжала ее в объятиях.
— Ну ладно, мам, ладно, — сказала Джулия, похлопывая ее по спине. — Ты растреплешь мне волосы.
— Джулия! Джулия! — Винсент, младший из четырех братьев Джулии, выбежал из кухни и выпачканными в сыром тесте руками обхватил ее ноги. — Джули! — вопил трехлетний Винни. — Я хочу с тобой!
Она громко застонала, отдирая его от себя.
— Ма! Убери его от моего платья!
— Возьми меня с собой! Возьми! — не унимался Винни.
Джулия с мольбой посмотрела на мать. Анджела повернулась к младшему сыну.
— Послушай, Винни, а кто собирался помогать маме печь печенье? Или ты уже съел все тесто?
Какое-то время Винни разрывался на части, но потом желудок одержал победу над привязанностью к сестре, и малыш поплелся обратно на кухню, поцеловав на прощание платье Джулии.
— Ну и мать у тебя! — сказал Том, когда они вышли из дома.
— Да, я знаю. — Джулия кивнула. — Она так любит меня, ведь я ее единственная дочь.
Но, сказав это, она почувствовала себя обиженной. «Да, такая у меня мать. Любой был бы счастлив иметь такую мать». Она посмотрела на Тома. Иногда он ее раздражал. «Да ладно, — подумала она. — Во всяком случае, с ним не так скучно ходить в исторический клуб».
После того как Талли и Джулия ушли, Дженнифер вздохнула и поднялась по лесенке в спальню родителей. Ее мать, только что из душа., сидела на кровати. В одной руке у нее было полотенце, в другой — сигарета.
Дженнифер сказала:
— Ма, а ты знаешь, что «Мальборо» запатентовало водоотталкивающие сигареты?
— Да ну тебя, Джен, — отмахнулась Линн Мандолини.
— Нет, серьезно. Я видела рекламу: «Почему бы вам не получать два удовольствия сразу? Вы моете голову и вдыхаете никотин одновременно. Вы всегда мечтали об этом, и вот ваша мечта сбылась. Вы заплатите чуть больше, но удовольствие стоит того».
— У тебя все? — спросила Линн.
Дженнифер улыбнулась.
Редко можно встретить мать и дочь, столь непохожих друг на друга. В семье Мандолини постоянно шутили, что Дженнифер — единственная дочь Линн и Тони — должно быть, родилась в какой-нибудь норвежской семье, которая, устав от своих фьордов, переселилась в городок под названием Топика. «Но мам, пап, — говорила в таких случаях Дженнифер, — ведь вы говорили мне, что нашли меня на кукурузном поле и что это солнце так выбелило мои волосы?»