По пути домой Талли нужно было пересечь парк — такой маленький, что у него даже не было названия. По выходным там играли малыши из детского сада и ученики начальной школы. В парке была так называемая площадка для игр. Площадка-то была, но играть там почти негде: одна-единственная стандартная горка, качели для детей постарше и качели в виде доски, переброшенной через бревно, — для самых маленьких. Не то что «площадка для игр» в детском саду Уэшборнского университета. «Вот там действительно есть где поиграть», — думала Талли, сидя на качелях и тихонько раскачиваясь. Вперед — назад, вперед — назад — взлетала Талли. Она услышала, как к ней приближается женщина с двумя детьми. Старший мальчик бежал вприпрыжку и что-то выкрикивал, а младший орал в огромной розовой коляске. Троица проследовала мимо нее, младший громко требовал, чтобы мать отвела его на какие-то детские песенки. Женщина, проходя мимо Талли, широко улыбнулась, и Талли улыбнулась в ответ. Забыв о времени, она следила глазами, как они ходят по площадке, — смотрела просто так, без всякой цели, ни о чем не думая, ничего не чувствуя… Вдруг она вспомнила про день рождения Дженнифер, быстро спрыгнула с качелей и поспешила домой.
* * *
Перед зеркалом в своей спальне Талли мысленно «поздравила» себя. Давно пора снова сделать «химию» и высветлить волосы. Кожа чересчур бледная — спасибо пасмурному лету. Чтобы скрыть бледность, она наложила слишком много румян. При дневном свете она выглядела бы как клоун, но сейчас, вечером, это смотрелось более или менее приемлемо. «Более приемлемо для кого? — подумала Талли. — Для матери?»
Сегодня, первый раз за целый год, она шла на вечеринку одна.
«Сегодня вечером!» — думала она, расправив воротник блузки и застегивая пояс кожаных штанов. — Я слишком угловатая. Не тоненькая, а именно угловатая. Руки, ноги — все чересчур длинное. И слишком маленькая грудь для такого большого тела. Бедра широкие, но на них не хватает мяса. — Она потрогала себя сзади. Слишком плоско. Так же, как и спереди. Она впилась взглядом в свое лицо, вплотную придвинувшись к зеркалу. Прищурила глаза. — Эй, ты! Ты собираешься идти одна на вечеринку? А не слишком ли ты молода, чтобы ходить куда-то одной? Ведь тебе только семнадцать. А?
Она скажет, что я слишком накрасилась, — думала Талли. — Слишком много теней, слишком много туши. А может, не заметит? Она спала, когда я пришла, может, так и будет спать… В любом случае я не собираюсь идти в дом, где полно народу, ничем не замазав такое лицо. Нет, этого уж точно не будет. Так и скажу матери..
Я — обычная, — сказала она себе. Простая. «Талли? Простая…» — вот как обо мне говорят.
Но сейчас я смотрюсь неплохо. Красная блузка мне очень идет — как раз под цвет помады. Правда, обтягивает. И штаны обтягивают. Если она увидит меня, то ни за что не позволит идти в таком виде. Да, семнадцать с половиной, но это слишком мало, чтобы ходить в гости одной, слишком мало, чтобы ходить куда бы то ни было. — Талли хмыкнула. — Ничего смешнее наша Роща еще не видела. Ах да, дома я в полной безопасности. Вот, у меня есть безопасное место.
Талли нашла зубочистку. Сегодня вечером! Сколько будет народу? И сколько из них — мальчиков? И сколько из них футболистов? Молодчина Джен. Она улыбнулась. Дженнифер даже обещала привести несколько парней на день рождения к Талли, правда, неизвестно, окажутся ли они интересными.
Талли начала встречаться с мальчиками, когда ей было около тринадцати. Тогда ее еще отпускали гулять с компанией сверстников или на безалкогольные детские праздники. Потом безалкогольные детские праздники прискучили, и когда ей исполнилось четырнадцать, пятнадцать и шестнадцать (а выглядела она соответственно на девятнадцать, двадцать и двадцать один), она начала гулять в компании подростков, за которыми никто не следил. Большинство девчонок, с которыми она слонялась, вообще не учились в школе, а те, кто учился, были заядлыми прогульщицами. У многих не было родителей, они жили в чужих семьях. Некоторые беременели — о мужьях не было и речи. Одно время все-это казалось ей ужасно интересным. Эти ребята отличались от других — они мотались по всему Среднему Западу, ездили на Холм, пили пиво, танцевали на столах и ловили кайф от марихуаны. В этой компании она познакомилась с мальчиками постарше и даже с несколькими студентами университета. Эти уже выглядели как настоящие мужчины и говорили низкими голосами, но когда у них возникало желание дотронуться до нее, они теряли над собой контроль, как самые обыкновенные мальчишки. Тогда ее мать еще много спала и не возражала против прогулок Талли. Наработавшись за день на очистном заводе, она, придя домой, ложилась спать, не находя в себе сил, чтобы заняться дочерью. И с тринадцати лет Талли время от времени говорила матери, что останется ночевать у подруги, зная, что та слишком устает, чтобы проверять ее. «Да, так было, — думала Талли, укладывая волосы. — Просто-напросто она всегда была слишком усталой, чтобы спрашивать, где я была».
Мальчики — и те, что помладше, и те, что постарше, — любили танцевать с Талли и смотреть, как она танцует одна, подбадривая ее веселыми криками. Они подходили к ней, угощали ее напитками и смеялись ее шуткам. Все, кто целовался с ней, говорили, что она хорошо целуется; а те, кому она разрешала себя потискать, говорили, что у нее аппетитное тело. Она смеялась и делала вид, что не придает значения их словам, но на самом деле ей было приятно. Кое-кто даже заходил к ней домой, но не больше двух-трех раз, поскольку вид матери и тети Лены хоть кого способен привести в уныние, не говоря уже о полуразрушенном доме с разбитым еще на Хэллоуин в 1973 году окном. А может быть, им не нравилась Роща, или железная дорога, или река.
По большому счету, Талли возражала не столько против Рощи, сколько против самого города Топика. Это был всего лишь небольшой, утонувший в зелени городишко, на улицах которого слишком мало людей и слишком много автомобилей. Но там, где город заканчивался какой-нибудь узкой улочкой или широкой дорогой, неожиданно переходившей в холм, — там не было ничего, кроме тянущейся в бесконечность прерии. Бескрайние пастбища со случайными островками хлопчатника, опустошенные пожарами и овеваемые ветрами, расстилались на много миль — вперед, назад, вверх, в никуда. Небо и земля сливались в одно целое. Талли особенно остро чувствовала жесткие рамки, в которые ее втиснули, когда думала о широтах, начинавшихся за Топикой.
Конечно же, существовали и другие города. Но в Канзас-Сити скучно. В Манхэттене вообще нечего делать. Импория и Салина еще меньше Топики. Лоуренс — университетский городок. А в Вичите она была только раз.
