Ознакомительная версия.
Давненько я сюда не приезжала. Аэропорт Звартноц обзавелся новым ультрасовременным терминалом, меня приятно поразило, как быстро мы прошли паспортный контроль, и чемоданы приплыли немедленно к нам в руки. Меня все радует — эта новизна просторных залов, блеск отделочного камня, металлических деталей, приветливые личики девушек-служащих, одетых в униформу. Все волшебно, прекрасно, потому что я путешествую с Женей. Непривычное для меня состояние, пока невероятно счастливое.
Мы выходим в зал прибытия, где меня хватают, чмокают в щеки и передают из одних объятий в другие — это муж тети Лии Сурен Акопович, а также моя двоюродная сестра Нушик и мой двоюродный брат Аршак. Знакомлю их с Женей.
Он хлопает глазами и с заметным усилием пытается запомнить непривычные для русского слуха имена, жмет протянутые руки; затем нас ведут по длинному проходу к стоянке автомобилей. Мы втискиваемся впятером в старенький жигуль (мать честная! из какого века данное ископаемое?) и скатываемся на этой таратайке на шоссе, ведущее в город. Кондиционера в машине, естественно, нет, стекла опущены, горячий ветер дует в лицо, но даже жаркий воздух сохраняет свою особенную горную чистоту, а на горизонте вздымается двумя заснеженными главами величественный Арарат.
Трасса вполне свободна, мы едем без задержек, вдоль дороги тянутся низкорослые домики, потом целая сеть мебельных магазинов — товар выставлен прямо на тротуарах, мелькают разноцветные обивки диванов, кресел, стульев; у магазинов группками сидят продавцы.
— Как бабушка? — обращаюсь к Нушик.
Моя кузина, в отличие от меня, обладает более светлыми волосами — они у нее темно-русые с рыжинкой, густые и вьющиеся; глаза серые, вы подумайте! Во мне проявилась армянская кровь — каштановые волосы, карие глаза, — а в ней русская, иначе откуда такие светлые глаза? Чего только природа не вытворяет! Вот Аршак больше похож на своих соплеменников — черноволосый и темноглазый, — хотя армяне все как один уверяют, что их далекие предки обладали светлыми волосами и голубыми глазами.
— Слегла бабуля, — отвечает на мой вопрос Нушик. — То ли погода действует, то ли переволновалась из-за вашего приезда. Давление поднялось, и сердце барахлит. Так что ты не особо на нее наскакивай.
Мы проезжаем по мосту через глубокое ущелье реки Раздан. Над скалистым обрывом живописно вырисовывается храм Сурб Саргис, в переводе на русский — Святого Сергия. Я обращаю на него внимание Жени — армянские церкви интересны своей строгой красотой, четкостью линий, они в основном построены из туфа, отделаны декором, резьбой по камню, искусной работой средневековых скульпторов.
— А что означает имя Нушик? — спрашивает Женя и с любопытством оглядывается на сестру с переднего сиденья.
Если честно, я ощущаю укол ревности, но отвечаю фальшиво-оживленным тоном:
— Нуш по-армянски — миндаль.
— Красиво, — протягивает Евгений и замолкает. Смотрит перед собой, на незнакомый город, в котором я намереваюсь провести множество счастливых часов.
Наша скрипучая раздолбайка пилит в гору, взбирается вверх по дороге, ведущей в Канакер. Так называется один из районов Еревана, где еще сохранились собственные дома с плодовыми садиками. Когда-то такие небольшие участки были в самом центре, но постепенно строительство высоток захватило абрикосовые, персиковые, тутовые владения, вытеснило цветение, сладкий запах вызревающих на солнце фруктов, нашлепало многоквартирные дома, под стенами которых кое-где еще жмутся приземистые домики с бетонными крохотными дворами, с деревьями, закатанными в асфальт; что спасает их от гибели — непонятно, должно быть, лишь неистребимая тяга к жизни.
Семье тети Лии повезло: их район пока не тронули, сохранился и старый дом, в котором еще жили мои предки, и сад с разросшимися деревьями. Дом, конечно, обновлялся, надстраивался, особенно с тех пор, как тетя Лия вышла замуж. У Сурена Акоповича золотые руки. Живет семья скромно: Сурен Акопович — таксист, на этом ледащем жигуленке и работает. Говорит, скоро дадут другую машину, фирма закупает новые «Лады». Нушик работает кассиршей в большом супермаркете, хотя имеет высшее образование. Считается, что она хорошо устроилась: молодость и приятная внешность сыграли свою роль, а то бы и в супермаркет не попала. Аршак отслужил в армии, поступил в политехнический институт, по окончании устроился менеджером в магазин сантехники, работой не доволен, но терпит, так как ничего лучшего не предвидится.
Жарко. Евгений достает платок и вытирает лицо. Нам сказали, что во второй половине августа жара идет на спад, хорошо еще, что мы не приехали в июле.
Тем не менее, выйдя из машины у дома, я с блаженством втягиваю носом воздух. Это что-то неописуемое! Кругом сады, громадные тутовые деревья, абрикосовые, тоже на диво высокие и уже заскорузлые, бог знает, сколько им лет, но, как уверяет дядя Сурен, они до сих пор обильно плодоносят.
— Приехали бы пораньше, — продолжает он разговор. — Сейчас фрукты отошли, яблоки и груши только зреют, зато отведаете овощей. Не оскудела еще земля армянская, и воздух неплохой. Говорят, тутовое дерево легко гибнет в загрязненном воздухе и почве, а наши вон какие красавцы.
Мы идем сквозь сад к дому. Он одноэтажный, с мансардой, облицован красным туфом, от этого выглядит ярко и весело, перед входом — бетонная площадка с навесом. Здесь стоит большой обеденный стол, уже уставленный холодными закусками и салатами. Пучки свежей зелени лежат на тарелках рядом с нарезанным крупными кусками овечьим сыром. Из распахнутой входной двери тянет ароматом какого-то невообразимо вкусного варева.
От этого зрелища и запаха у меня текут слюнки, думаю, то же самое испытывает Женя. Молчун мой пока вопросов не задает, осматривается с видом человека, попавшего в незнакомое место.
Из дверей выбегает тетя Лия, обнимает меня, целует, знакомится с Женей, что-то квохчет, куда-то меня тащит, машет на нас руками, когда я спрашиваю о бабушке:
— Позже, позже, она недавно заснула, ждала-ждала и уморилась, пусть поспит, успеешь с ней наговориться. Аршак-джан, отнеси чемоданы наверх и гостей проводи.
Нам предоставляют возможность обосноваться в двух комнатках под крышей, переодеться, умыться, потом мы снова спускаемся вниз.
— Бабуля проснулась, — сообщает тетя Лия. — Хочет вас видеть. Только вы с ней поосторожнее, приболела она у нас, стара мать стала, в чем только душа держится.
Бабушка сидит в кресле-каталке; не то чтобы она не могла ходить, но иногда ей так удобнее, особенно в минуты слабости или нездоровья.
Она протягивает ко мне руки, но смотрит на Женю, пока мы с ней обнимаемся.
Ознакомительная версия.
