— Да, но…
— И я — нет, — сказала она.
— Что нет? — спросил он.
— Твоя ответственность. Больше нет.
— К этому придется привыкнуть, — заметил он.
Она повернулась и засунула руки в карманы джинсов. Ему никогда не нравилось, что она их носит. А ещё брюки и спортивные штаны. МакКуин предпочитал юбки и платья — или белье, которое он ей покупал. И сегодня это был такой небольшой протест — надеть джинсы. И все же сверху она надела его любимую блузку — милый белый кружевной топ, который делал ее похожей на хиппи, затерявшейся во времени — она распустила волосы и накрутила их так, как ему нравилось.
— Привыкнешь, — сказала она. — Я уже привыкла.
МакКуин проигнорировал это замечание и снова заглянул в коробку. Он вытащил холщовую сумку, внутри которой было что-то, похожее на кирпич.
— Что это? — задала она вопрос, прищурившись.
— Пятьдесят тысяч долларов. Наличными.
Эллисон широко открыла глаза.
— Это поможет, пока ты не найдешь работу, — объяснил он. — Или поможет закончить аспирантуру. Я тебя знаю, поэтому даю приказ не тратить их на книги и не раздавать нуждающимся.
Она проигнорировала последнее предложение. Если он давал ей деньги, она может делать с ними все, что посчитает нужным. Эллисон скупит весь чертов магазин книг, чтобы досадить ему, если захочет.
— Пятьдесят тысяч долларов, — сказала она. — Ты, должно быть, испытываешь огромное чувство вины, МакКуин.
— Я действительно чувствую себя виноватым, — подтвердил он с гордостью. — Я платил тебе, чтобы ты не работала, чтобы ты всегда была свободна для меня. Три года — это большой пробел в твоем резюме.
— Я расскажу, что работала на тебя в качестве профессиональной содержанки. Имя Купера МакКуина известно во всем штате.
— Я бы предпочел, чтобы ты показала рекомендательное письмо. Там говорится, что ты очень хороший личный помощник.
— Ударение на слове «личный»? — Она подняла сумку, определяя ее вес. — Я думала, будет больше.
МакКин поднял брови.
— Нечасто я слышу это предложение.
Она уставилась на него, плотно сжав губы и не улыбаясь.
— Пятьсот купюр по сто долларов не занимают много места, — сказал он. — Не верь всему, что показывают в кино. Даже миллион не заполнит кейс полностью, только если банкноты не по доллару.
— И ты отдаешь их мне по зову сердца? — спросила она.
— Да. Тебе следует знать, мой юрист предупредил меня, что тебе лучше подписать соглашение о неразглашении до того, как я дам тебе деньги. Я сказал, что он знает, куда может засунуть это соглашение.
— Соглашение о неразглашении? Он хотел, чтобы я его подписала, потому что спала с тобой?
— Я плачу ему, чтобы он меня защищал, — сказал МакКуин. — Интервью с бывшей няней моей дочери, рассказывающей, как я спал с ней в ее нежном девятнадцатилетнем возрасте, может мне повредить. Ты же знаешь, что я хочу баллотироваться в губернаторы. Но я не заставляю тебя ничего подписывать. Я тебе доверяю. Я всегда тебе доверял. Деньги твои. Я хочу, чтобы ты их взяла. Ты сделаешь себе только хуже, если не возьмешь.
— Мне не стоит их брать, — сказала она. — Этим ты слишком легко отделаешься.
МакКуин улыбнулся. Он осознавал свою вину и свои грехи.
— Но я их приму, — сказала она.
— Ты их заработала.
— Да, — согласилась она. — Но не потому, что терпела тебя последние шесть лет. Я их заработала только за то, что вынесла этот разговор.
Он опустил голову и тяжело выдохнул.
— А ты не из тех, кто упрощает жизнь, — сообщил он. — Могла бы поблагодарить. Большинство девушек не получают выходное пособие после разрыва отношений.
— Я не твоя девушка, помнишь? — Она положила деньги в коробку. Эллисон увидела серьги. Увидела квитанцию об аренде. Увидела письмо. Увидела два толстых конверта.
— Что это?
— В одном твоя почта. В другом… фотографии.
— Наши фотографии? — спросила она.
Он медленно кивнул.
— Ты хоть представляешь, насколько больно отдавать эти фотографии?
— Насколько?
— Намного. Я был близок к тому, чтобы оставить их у себя. — Он почти соединил указательный и большой пальцы, оставив между ними небольшое расстояние.
— Они откровенные, — сказала она, глядя на него.
— Они прекрасные. И ты на них прекрасна. И я тоже неплохо выгляжу.
— А как же баллотироваться в губернаторы? — поинтересовалась она.
— Вот поэтому я отдаю их тебе, — сказал он.
— Кажется, тебе тяжелее расставаться с ними, чем со мной.
— Сверчок, пожалуйста…
— Не называй меня так больше, — прервала она, закрыв глаза. — Я делала все, о чем ты меня просил — в постели и вне ее. Все. Я никогда ни о чем тебя не просила. Я никогда не жаловалась. Я никогда… — Она никогда не устраивала сцен. Она никогда не плакала рядом с ним. Она делала все, что он любил.
— У нас было шесть хороших лет, — сказал он.
— Хороших для тебя. Мне было девятнадцать. Ты вообще чувствуешь себя плохо из-за этого?
— Позволь я спрошу тебя, — увильнул он. — А ты?
— Ты хочешь, чтобы я тебя отпустила.
— Я хочу, чтобы ты была честной со мной, — не согласился он. — Разве я использовал тебя? Если это так, то скажи. Или ты хотела этого так же сильно, как и я?
— Мне было девятнадцать, — повторила она.
— Ты не в армии служила. Ты занималась сексом с мужчиной старше тебя, который оплачивал квартиру и твои счета и дарил бриллианты на Рождество. Ты знала, что это сделка, когда я предложил ее тебе. Да, я лгал некоторым, — не стал отрицать он. — Но я никогда не лгал тебе о нас. Разве нет?
Эллисон поспорила бы, если бы это не было правдой. Конечно же, он никогда ей не лгал. Любовники лгут, чтобы защитить любимых. Нет любви — нет необходимости лгать.
— Нет, ты никогда не лгал мне.
МакКуин на долю секунды встретился с ней взглядом, у него было виноватое выражение лица.
— Вот, значит, как? — спросила она. — Конец?
— Я хотел бы заняться с тобой сексом, прежде чем уйти, — произнес он.
Эллисон скептически уставилась на него.
— Да, а я бы хотела выйти замуж за странствующего рыцаря и выращивать с ним котят редкой породы в нашем замке у моря, — ответила она.
— Я не воспринимаю это за отказ от прощального секса, — сообщил он.
— С уверенностью скажу, что это отказ. У нас был секс вчера, — напомнила она. — Дважды.
— Это не был прощальный секс, — заметил он. — И не надо на меня так смотреть. Это все твоя вина. — МакКуин показал на нее указательным пальцем.
— Моя вина? Моя вина? — Эллисон засмеялась, удивленная коварству этого мужчины.
— Твоя. Ты все эти годы пыталась сделать меня лучше, — начал объяснять он. — Отдай деньги бедным. Быть добрее к своим сотрудникам. Не встречайся с девушками, годящимися тебе в дочери. Ну, возможно, что-то из этого до меня дошло. Я же не называю тебя Сверчок Джимини1, потому что ты носишь шляпу и фрак.
— Да ты невероятен, — сказала она.
— Эллисон, — произнес он. — Мне очень жаль. Правда.
Он протянул руку для рукопожатия.
— Шесть лет моей жизни, — сказала она, — а я собираюсь закончить все рукопожатием.
— Ну, ты же отказалась от прощального секса, — хмыкнул он.
Еще одна горькая правда. И она взяла его руку. Как только он сжал ее пальцы, тут же притянул к себе.
— Ну ты и подлец, — фыркнула она, обнимая его.
— Спасибо, что всегда была рядом, Эллисон. Ты умная и милая, и добрая — когда не злишься на меня — и я буду по тебе скучать.
— Я надеюсь, ты и твоя новая женщина, и ребенок будете счастливы, — сказала она.
— Я тоже на это надеюсь.
Комок застрял у нее в горле. Грудь сдавило тисками. Одна слеза покатилась по щеке, и она не успела ее поймать, запереть и выкинуть ключ.
— Знаешь, что самое глупое, — заметила Эллисон, пытаясь не поддаваться панике. — Ты мне даже не очень нравишься.
МакКуин захохотал. Она почувствовала, как его грудь вздымается. Ей будет этого не хватать.
