прошипел отец.
— Пожалуйста, — сказал я. Еще одна запретная вещь: мольба. — Я больше не хочу ее видеть.
Лицо отца исказилось от ярости, и я собрался с духом. Он набросился на меня и схватил за руку.
— Больше никогда. Ты больше никогда не произнесешь это слово. И никаких слез, ни одной отвратительной слезы, или я выжгу тебе левый глаз. Ты все еще можешь стать челном мафии с одним глазом.
Я быстро кивнул и вытер глаза тыльной стороной ладони. Я не сопротивлялся, когда отец затащил меня обратно в ванную, и больше не плакал, только смотрел на тело в ванне. Только тело. Постепенно рев в моей груди утих. Это всего лишь тело.
— Жалкая. — пробормотал отец. — Жалкая шлюха.
Мои брови сошлись на переносице. Женщины, с которыми отец встречался, когда его не было дома, были шлюхами, а мать — нет. Шлюхи заботились об отце, чтобы он не причинял боль маме. Вот, как она мне это объясняла. Но в итоге это не сработало.
— Первый! — взревел отец.
Один из телохранителей вошёл. Его имя не было «Первым», потому что отец не потрудился узнать имена солдат и дал им вместо этого название цифр.
Первый стоял у меня за спиной, когда отец с жестокой улыбкой пристальнее посмотрел на мать, он сжал мое плечо.
Я посмотрел на него, удивляясь, зачем он это делает, что это значит, но его взгляд был сосредоточен на отце, а не на мне.
— Пусть кто-нибудь уберет этот беспорядок и свяжется с Бардони. Ему нужно найти мне новую жену.
Мой мозг споткнулся о то, что он сказал.
— Новую жену?
Отец прищурил свои серые глаза. Серые, как у меня.
— Переоденься и веди себя, как чертов мужчина, а не как мальчишка. — Он помолчал. — И приведи Маттео. Он должен увидеть, какой трусливой шлюхой была его мать.
— Нет, — ответил я.
Отец уставился на меня.
— Что ты сказал?
— Нет, — повторил я тихим голосом. Маттео любил нашу мать. Это причинит ему боль.
Отец взглянул на руку, все еще лежащую на моем плече, потом на своего телохранителя.
— Первый, вбей в него немного здравого смысла.
Первый отдернул руку и, бросив короткий взгляд на мое лицо, начал избивать меня. Я упал на колени, снова скорчившись в крови матери. Я почти не чувствовал ударов, только смотрел на красное на белом мраморе.
— Достаточно. — приказал отец, и удары прекратились.
Я снова посмотрел на него, в голове звенело, спина и живот горели. Он долго смотрел мне в глаза, я смотрел в ответ. Нет. Нет. Нет. Я не допущу, чтобы с Маттео такое произошло. Я не допущу, даже если кто-то, в лице Первого продолжал бить меня или нет. Я привык к боли.
Его губы сжались в тонкую линию.
— Второй! — телохранитель Второй вошел. — Позови Маттео. Лука только испачкал кровью дорогие Персидские ковры.
Я почти улыбнулся, потому что выиграл.
Я попытался вскочить на ноги, чтобы остановить Второго, но Первый крепко схватил меня за руку. Я боролся и почти освободился, но тут в дверях появился Маттео, и я обмяк.
Карие глаза Маттео стали огромными, когда он увидел нашу мать и кровь, а затем его нож рядом с ванной. Отец указал на мать.
— Твоя мать бросила тебя. Она покончила с собой.
Маттео только смотрел.
— Возьми свой нож, — приказал отец.
Маттео ввалился внутрь, и Первый крепче сжал мою руку. Отец взглянул на меня, потом снова на брата, который дрожащими руками поднял нож.
Я ненавидел отца. Я так его ненавидел.
И я ненавидел маму за то, что она сделала это, за то, что оставила нас с ним.
— А теперь убирайтесь, оба.
Маттео стоял неподвижно, уставившись на окровавленный нож.
Я схватил его за руку и вытащил, спотыкаясь, за собой. Я провел его в свою спальню, потом в ванную. Он все еще смотрел на свой нож. Я вырвал его из его рук и поставил под кран, очищая горячей водой, чтобы избавиться от засохшей крови. Мои глаза защипало, но я сглотнул.
Никаких слез. Больше никогда.
— Почему она воспользовалась моим ножом? — тихо спросил Маттео.
Я выключил воду и вытер его полотенцем, затем протянул ему. Через мгновение он покачал головой, отступая назад, пока не ударился о стену, прежде чем опуститься на задницу.
— Почему? — пробормотал он, и его глаза наполнились слезами.
— Не плачь. — прошипел я, быстро закрывая дверь ванной на случай, если отец войдет в мою спальню.
Маттео выпятил подбородок и, прищурившись, начал рыдать. Я напрягся и схватил чистое полотенце, прежде чем опуститься на колени перед братом.
— Перестань плакать, Маттео. Остановись. — тихо сказал я. Я сунул полотенце ему в лицо. — Вытри лицо. Отец накажет тебя.
— Мне все равно. — выдавил Маттео. — Все равно, что он сделает.
Его слова оказались ошибочными из-за дрожащей нотки ужаса в голосе.
Я посмотрел на дверь, беспокоясь, что услышал шаги. Было тихо, если только отец не шпионил за нами, но он, вероятно, был занят заботой о теле матери. Может, он прикажет консильери Бардони, сбросить ее тело реку Гудзон.
Меня передернуло.
— Возьми полотенце, — приказал я.
Наконец Маттео сделал это и грубо вытер свои красные глаза. Я протянул ему нож. Он критически осмотрел его.
— Возьми его, — он плотно сжал губы. — Маттео, ты должен его взять.
Отец не позволил бы ему избавиться от него. Мой младший брат наконец потянулся к ножу и обхватил рукоятку пальцами.
— Это всего лишь нож, — сказал я, но я тоже видел только кровь, которым он был покрыт.
Он кивнул и сунул его в карман. Мы уставились друг на друга.
— Теперь мы одни.
— У тебя есть я, — сказал я.
Раздался стук, и я быстро поднял Маттео на ноги. Дверь распахнулась, и Марианна вошла внутрь. Ее глаза сморщились, когда она посмотрела на нас. Ее каштановые волосы, которые она обычно собирала в пучок, торчали повсюду, будто она сняла сетку для волос.
— Хозяин послал меня посмотреть, готовишься ли ты. Скоро прибудет его советник.
В ее голосе прозвучала странная нотка, которую я не узнал, и ее губы задрожали, когда она перевела взгляд с Маттео на меня.
Я молча кивнул. Она подошла ближе и коснулась моего плеча.
— Мне очень жаль, — я отступил назад, подальше от прикосновения. Я впился взглядом, потому что от этого не стало легче.
— Мне нет, — пробормотал я. — Она была слабой.
Марианна отступила на шаг, переводя взгляд с меня на Маттео, и выражение ее лица упало.
— Поторопитесь, — сказала она прежде, чем оставила нас.
Маттео вложил свою
