позвонили. А ну-ка домой, немедленно!
Красивый голос, и… знакомый. Каждой своей интонацией знакомый. Поставленный, глубокий и блюзовый, с бархатным тембром. Голос, знакомый каждой своей интонацией. Голос, в который можно влюбиться. Вот только почему этот голос мне так знаком?
— Мам, я тебе мужа нашла, — девочка не очень воспитанно ткнула в меня пальцем.
Мужики заржали, а мне точно не до смеха сейчас. Потому что я вроде как и… не против.
НАСТЯ
Труд сделал из обезьяны человека, чтобы потом превратить его в лошадь. А еще в плохую мать. У хороших матерей восьмилетние дети явно не сбегают в кафе, и не беседуют с подозрительными мужиками.
— Кать, я же просила посидеть и почитать, пока я работаю! А если бы что-то случилось с тобой. Если бы тебя обидели, если бы похитили? — волновалась я, ведя свою дочурку к машине.
Странное дело — когда я неслась в это кафе, из которого мне позвонил бармен с сообщением, где тусит моя восьмилетка, я нервничала, но не так. Сейчас, когда я нашла свою дочь, я в ужасе! И в голове разные картины вырисовываются, что бы могло произойти с моим Катенком за эти полчаса.
А затем… затем я вспомнила.
— Так, барышня, — я обернулась к дочери, устроившейся на заднем сидении, — что значат твои слова: «Нашла тебе мужа»?
Молчит. Нахмурилась, и молчит обиженно.
Я абсолютно точно плохая мать. Со мной моя дочь не разговаривает уже месяц. Она ни с кем не разговаривает, а вот с этими забулдыгами — за милую душу, как оказалось.
— Катька, я же слышала — ты разговаривала с ними. А со мной почему не хочешь поговорить?
Снова молчит. Господи, дай мне сил не раздражаться на ребёнка!
Впрочем, раздражаться на Катю я не имею никакого права. Её молчание — лишнее подтверждение, что как хорошая мать я проиграла.
Катя была обычной веселой девчонкой. Болтала без умолку, иногда от её «почему» голова трещала. И это говорю я — ведущая на радио! Даже по моим меркам моя дочь считалась болтушкой.
Пока не замолчала месяц назад. По моей вине.
— Кать, у меня отпуск, — я вспомнила совет психолога, которая напутствовала вести беседы с дочерью, но не заставлять её говорить. — Помнишь, я рассказывала тебе? Сегодня провела эфир, и теперь мы обе свободны. У тебя домашнее обучение, пока ты не снизойдешь до нас всех, и не заговоришь. Я взяла отпуск на три месяца. Раз в неделю буду приезжать на радиостанцию, чтобы вести авторский подкаст, и всё. Только ты и я, классно? Ка-а-ать?
Дочка сдалась, и кивнула мне.
— Я всё еще могу купить билеты в Тай, или в Доминикану. Твой папа разрешит вывезти тебя из страны на время. Может, в жаркие страны?
Молчит.
— Значит, не хочешь? И, как договорились, едем в старый дом тети Лены? — спросила, и дочка кивнула. — Катёнок, предупреждаю: там скукота. Сомневаюсь, что в округе есть дети твоего возраста, или вообще кто-то живой. Место глухое, на отшибе три дома, ехать мы будем до ночи. Точно выбираешь отдохнуть вдвоем в глуши? Подумай: райские пляжи, аниматоры, солнце и пальмы или снег, глушь и старый дом, где будем только ты и я?
Ну же, выбери отдых в жаркой стране! Может, там всё наладится у нас!
Я мысленно просила дочь сделать выбор, естественный для маленького ребенка. Еще месяц назад Катя без сомнений бы заявила, что хочет полететь в Доминикану. Но сейчас… сейчас она хочет обратного.
— В Тьмутаракань? — уточнила я со вздохом, и дочь, разумеется, кивнула. — Ладно. Вещи в багаже. В туалет хочешь? Могу у ТРЦ остановиться, сходишь.
Молчит.
И мне пора замолчать. Психолог советовала говорить с Катей, но… как бы это сказать? Беседа двоих людей — это сто процентов. И мне нужно давать Кате не сто процентов, а пятьдесят. Я не должна полностью забивать эфир своей болтовней, лишь бы не допустить тишины. Нет, я должна давать ей ровно половину. И ждать. Ждать, пока мой горячо любимый ребенок будет готов заговорить.
Сегодня я слышала её голос впервые за прошедший месяц.
Месяц! Поверить не могу, что прошел целый месяц!
Я ехала к выезду из города, вспоминая тот день, когда Катя замолчала. А ведь и правда, ровно месяц прошел, даже время на часах примерно то же…
— Мам, я писать хочу! — заявила Катька, когда мы только отъехали от дома.
— А дома сходить не могла? Не потерпишь? Нам ехать всего минут двадцать.
— Нет, — пропищала дочка, и я вернулась на парковку.
Катя первой выбежала из машины. Да уж, съездили на новоселье к тёте! Пока поднимемся, пока Катя сделает свои дела… еще проверим, не забыли ли что в квартире. С мужем поболтаю, он с нами не едет, работы много. Даже на дом работу свою тащит! Затем спустимся, и придется ехать по пробкам. Не двадцать минут, а час.
Мы с дочкой зашли в подъезд, но и тут сюрприз, чтоб его!
— Мам, мне очень надо, — дочка начала подпрыгивать на месте.
А я смотрела на четыре лифта, ни один из которых не сможет поднять нас на двадцать третий этаж, на котором мы живем. Нет, они не сломались, просто грузчики загружают в один лифт вещи пары, которая въезжает в наш дом. И раз один лифт на стопе, то и все остальные тоже не работают.
Пешком мы точно не поднимемся в нашу квартиру. А Катя уже красная от натуги.
— Долго еще? — поинтересовалась я у пары своих новых соседей, на что те лишь пожали плечами, и извинились.
Впрочем, не они виноваты в том, что наши лифты так устроены: стоит один — стоят и все остальные. Такая вот солидарность.
— Давай к тёте Наташе поднимемся на третий и у неё сходишь, — я подтолкнула дочь к лестнице, и она аж побежала к квартире моей приятельницы.
А я за ней.
— Пойдем, продуктами закупимся, — я свернула к Меге, удачно расположенной на выезде из города. — Сомневаюсь, что там, где мы с тобой проведем отпуск, много магазинов с хорошим выбором продуктов.
Катя послушно вышла из машины. Молча.
Господи! А ведь ничего этого бы не было, если бы в тот день, ровно месяц назад, Катя не вбежала в квартиру Наташи первой. Если бы
