Меня долго рвало… Полоскало так, словно у меня холера. А потом я потеряла сознание. А когда очнулась – поняла, что ослепла.
Я кричала и растирала кожу век до красноты, умывалась, давила на глазные яблоки. И кричала, кричала… Меня поместили в клинику неврозов. Накачали чем-то расслабляющим и вызвали профессора в этой области.
Микроинсульт с локализацией в сетчатке глаз, стрессовая слепота, отслойка сетчатки… Каких только диагнозов я не услышала, но верный удалось поставить недавно. А вместе с ним появился счет на крупную сумму. Очень крупную. Неподъемную. Всероссийская Федерация Танцевального спорта не нашла необходимой суммы для простого тренера вроде меня…
В то время сестра Олега готовилась к чемпионату по бальным танцам. А для руководства гораздо ценнее удержать перспективную спортсменку, чем тренера. Гадкое предательство замяли, меня признали психованной шизофреничкой и… Попросили уволиться. И держать язык за зубами.
«– Любовь Викторовна, мы искренне сожалеем о случившемся, но рассчитываем на ваше благоразумие. Олеся не виновата в ваших противоречиях с Олегом. Не стоить портить девочке карьеру».
Наша директриса обладает поистине писательским талантом. Каждое ее слово – вычурное, приукрашенное, обтекаемое… Она словно боялась называть вещи своими именами. Я не видела, как она на меня смотрела, наверное, с жалостью? Или брезгливостью. Поняла только одно – я никому не нужна… Совершенно. Друзья растворились, встав на сторону Олега и обвинив меня в случившемся. Это я виновата в его измене – мало внимания уделяла. Не вдохновляла, недостаточно хорошо готовила и улыбалась не так часто, как ему хотелось…
Ну а мама… А что мама? Я перестала для нее существовать, когда мне стукнуло четырнадцать. Она выгнала моего непутевого папашу и вышла замуж во второй раз – за коллегу на семь лет ее моложе. Через полтора года у них родилась Лика. Тогда я и стала совершенно самостоятельной. Предоставленной себе на все сто.
– Привет, мам. Это Дмитрий, мой… Он сотрудник пансионата для слабовидящих. Я решила заехать перед отъездом… Сообщить так сказать.
– Ох, Любаша, – протягивает мама. – Ну а позвонить не бывает? Мы с Ликочкой готовимся к выступлению. А ты… Молодец. Это правильно. Надо тебе обязательно пенсию оформить и… А в таких пансионатах можно все время жить? Ты же теперь… ты…
– Да, наверное. Или нет… Я еще не знаю. По старому адресу меня какое-то время не будет. Если понадоблюсь, то…
– Лика, давай со второго абзаца попробуем, – не дослушав меня, мама уходит. – Погоди, детка. Люба, вы можете пройти в кухню. Хотя толку там от тебя мало, чаю и то… налить сама не можешь.
– Я могу, мам. Я же очень плохо, но вижу. Да и наощупь…
Господи, ну кого я обманываю? И сколько еще буду из кожи вон лезть, чтобы заслужить любовь? Я думала, трагедия все исправит. Мама встанет на мою сторону, позаботится… Однако, все, что я услышала, было:
«– Лика мечтает поступать в театральный, мы готовимся к пробам. Ты ведь знаешь, что Бондарчук объявил пробы на роль дочери главного героя – следователя под прикрытием? Там такой актерский состав, одна только Любовь Толкалина чего стоит! И еще… как его, мажора который играл…».
Я стояла в прихожей, сжимая рукоятку тяжелой дорожной сумки. Глотала равнодушие, не понимая, что делать? На кого рассчитывать, если не на близких?
«– Любаша, мы не сможем оказывать тебе должный уход. Петя работает, а я… Я полностью поглощена домом. Я не сиделка от слова совсем. К тому же ты видишь… Очертания предметов, световые пятна. Обслуживать себя сама сможешь».
– Мам, мы уходим. Я предупредила и…
– Пока, Люба. Если что, буду звонить. Давай, Лика, побольше драматизма. Вот с этой строчки еще раз!
– Все хорошо, Любовь Викторовна? – спрашивает Дмитрий, когда мы подъезжаем к старинному дому на Невском проспекте.
Конечно, я не вижу его – об этом мне сообщает водитель. В подробностях описывает, в каком году построили дом, какая там высота потолков и какой жил великий деятель…
– Любовь Викторовна, я провожу вас и все покажу. Простите – приказ Михаила Васильевича я не могу нарушить.
– Хорошо, так даже лучше.
– Этаж самый высокий. Мансарда. Квартира очень большая. Отдельных комнат всего две. Проходите. Разувайтесь, пожалуйста. Здесь сегодня весь день драили… к вашему приезду…
– Да? Не ожидала.
Про себя отмечаю неслыханную самоуверенность Михаила. Зачем тогда спрашивал, передумала я и или нет?
Сбрасываю сапожки и ступаю по прохладному полу. Трогаю стены, пытаясь запомнить расположение комнат. Они покрыты декоративным кирпичом и грубой штукатуркой. С потолка свисают светильники – их я все же различаю – слишком ярко мерцают в темноте. А еще аромат… Свежести, краски для стен, цветов…
– Стены красили позавчера, но везде все чисто, вы не переживайте.
– А я не переживаю.
– Ну… Я пойду. Вам что-то нужно? Могу заказать продукты или…
Я совершенно беспомощная, да… Могу только на звонки отвечать. Даже голосовые сообщения прослушать не в состоянии… И продукты заказать тоже. И уборку я делаю наощупь, кое-как…
– Я подожду Михаила. Спасибо вам.
Глава 3.
Глава 3.
Михаил.
В воздухе хоть топор вешай – пахнет парами кальяна, вином, сладковатым ароматом духов и вкусной едой. Хочу проскочить в кабинет незаметно, но куда там… Не с моими габаритами хороводы водить.
– Вы к себе, Михаил Васильич?
– Да, Степан. Из наших здесь никого? Узнаю, что кого-то прикрываете, я…
– Нет, что вы, – охранник взмахивает руками в оборонительном жесте. – Скоро же соревнования, я всех предупредил, чтобы не пускали.
Из бильярдной доносятся звуки бьющихся друг о друга шаров, голоса, женский смех.
Зря я сюда приперся… Надо было ехать в спортзал и выпустить свою злость там… Выбить ее из себя, как из пыльного, тяжелого мешка. Или пацанам устроить внеочередную тренировку.
Не ожидал я увидеть Любу такой… Все что угодно себе думал, но чтобы так… Беспомощно, безнадежно… Она сидела напротив меня, как поломанная кукла. И я ничего не видел в ее глазах – стеклянных, прикрытых темными стеклами. Хотел ведь сломать… Подмять под себя, сжать ладонями нежные, молочные бедра и долбиться что есть силы. Очень хотел… По-хорошему пытался ухаживать, но Люба дула пухлые губы-бантиком и презрительно морщилась.
Не ее я поля ягода – тупоголовый боксер с интеллектом инфузории-туфельки. Я хотел возразить ей, сказав, что окончил биофак, но… Не стал оправдываться. Да и почему я должен был это делать? Кто она такая? Мне бабы прохода не давали. В ноги падали, а потом с радостью раздвигали свои…
У каждой была своя цена. Одна, две купюры… Пачка. И они текли, как по команде… Не от желания, а от жажды наживы… Деньги заводили их куда больше моего члена.
А тут она… Как чесоточный клещ под кожу въелась. Я хотел ее покорить. Цветы, приглашения в театр, кино… Я, блять, в Мариинку билеты купил, но она отправила водителя обратно. Не взяла… Фыркала, отказывала, морщилась… Во мне росло что-то страшное. Неукротимая страсть, голодный зверь, необъяснимое зло… Она будила во мне то, что я давно похоронил. Оставил на войне… Злой азарт, желание побеждать, подминать под себя. Зря она так…
Видит бог, я не хотел, чтобы все вышло так… Не хотел…
– Мишенька, ты пришел?
Елейный голосок. Визгливый с чрезмерно высокими нотками. Прокатывается по стенам, заставляя поморщится.
– Чего тебе?
А мой, напротив, сухой, как шелест картона… У Яны талант являться не вовремя.
– Миш, ты до сих пор злишься? Я же не виновата, я… Ты поможешь той женщине?
